Вопросы, вопросы, вопросы. Их стало больше, но чем-то они отличаются от прежних. Качеством? Может, большей последовательностью, обусловленной сужением сферы интересов следствия?
Кое-что, если не все, прояснит обыск в квартире Арбузовой запланированный мной на завтра (неизвестно почему в голове засело: «Завтра, завтра, не сегодня — так ленивцы говорят»). Но прежде — еще одна встреча с Ниной Кузьминичной и последняя проверка алиби Обуховой. К Елене Евгеньевне надо идти с большими козырями в руках, иначе с ней не поговоришь.
Что еще? Экспертиза установила идентичность лиц, изображенных на снимках, полученных из Мурманска, и на фотографии, которую Логвинов взял у Тани Обуховой.
Сотниченко заканчивает опрос в фотоателье города. Пока безрезультатно, но ведь где-то должны были обработать пленку из архива киностудии.
Логвинов закончил сбор материалов о последних годах жизни Евгения Адольфовича (из них можно составить пару увесистых томов).
Расшифрован телефонный номер, по которому никуда не позвонишь. Прус не был бы Прусом, если бы не сберег спичечный коробок. Два месяца он не расставался с ним, цепляясь за возможность заработать на спекулятивной сделке, хотел оставить эту возможность на будущее. Будущее, которого не имел.
В психологических исследованиях пользуются вспомогательным методом, называемым интроспекцией, что в переводе с латинского означает «смотреть внутрь себя». В ходе расследования дела об убийстве Пруса интроспективность необходима, так как многое зависит от позиции следователя (подчеркиваю: не от арсенала технических средств, а от моральной позиции). Прус не был нравственным человеком, его понятия о добре и зле, совести, долге, чести были деформированы. Основной, довлеющей чертой, характерной для его жизни, был индивидуализм. Его восприятие как бы проходило через призму, преломляясь и видоизменяясь под воздействием начинающегося распада личности, обусловленного образом жизни, который он вел, одиночеством, алчностью, эгоизмом.
Мировоззрение его социально опасно, оно заражает окружающих. Оно развращает нестойких, поражает людей с нечеткой, расплывчатой нравственной установкой, делает и их разносчиками заразы. Опасности попасть в сплетенную Прусом паутину подвергались все, кто так или иначе соприкасался с ним. Следы его паучьих лап и на Обуховой, и на Максимове, и на Арбузовой. Неизвестно, что отвратительнее — сам Прус или зло, им порожденное, его философия или ее интерпретаторы и последователи. Тяга к слепому, случайному лотерейному счастью — явление старое. Новой, набирающей силу тенденцией стал иммунитет к нему. Такие люди, как Анна Алексеевна, Таня Обухова, обладают иммунитетом, но и для них общение с этими людьми — большое испытание.
Таня рассказала Логвинову, что заставило ее искать с ним встречи, — расспросы матери после первой встречи с инспектором уголовного розыска. Елена Евгеньевна настойчиво интересовалась подробностями разговора: о чем спрашивали Таню, говорила ли она о мужчине, приходившем накануне смерти деда, что еще говорила дочь, как реагировали на ее слова? Разумеется, Таню это насторожило. К Анне Алексеевне она постеснялась обратиться. Раны, нанесенные ей общением с матерью, дедом, желание разобраться в происходящем и в людях, ее окружающих, — вот то, с чем она пришла к Логвинову.
Я вытаскиваю из конверта фотографию, сделанную в лаборатории с кинопленки, и смотрю на Пруса, как на старого своего знакомого. «Смерть таких, как ты, — сочиняю я эпитафию, — небольшая потеря для общества. Ты плохо жил и плохо умер…» Но тут же уточняю: безнравственность Пруса очевидна, однако выносить приговор — дело общества, а не одиночек. А тем более решение о жизни и смерти людей подобного склада.
Преступник нарушил закон, и, не испытывая симпатии к Прусу, я вместе с тем сознаю справедливость и необходимость наказания убийцы.
2.
— Ничем не могу порадовать, — сказал врач, остановившись у ширмы, что закрывала угол комнаты с холодным жестким топчаном и белой деревянной тумбочкой. — В прошлый раз Арбузова еще могла адекватно реагировать на внешние раздражители, а вчера ночью ей удалось украсть сто граммов спирта из ящика дежурной сестры. Весь день у нее была рвота, а сейчас состояние резко ухудшилось, приступообразная дисфория, частично антероградная амнезия.
