— Ну вот, если не торчат, значит, нет перелома. Максимум, трещина, а это ерунда. Я в своё время с трещиной в ребре на Митонге в одиночку отряд контрабандистов обезвредил. А здесь самое сложное, что мне предстоит — завтра вечером опять на сцену выйти, клебосский упырь бы её забрал вместе со всем этим кабаком!
В тот момент, когда бывший военный в сердцах выражал своё отношение к ночному клубу «Андроид и блондинка», с небольшим скрипом открылась дверь, и в гримёрку просочились кхэлийцы. Это слово лучше всего подходило для их манеры проникновения в помещение. Оказавшись в гримёрке и оглядев Лёху и его товарища, кальмар, что был одет в куртку свободного покроя, радостно сказал:
— Добрый вечер, господа!
— Короче! — ответил раненый стендап-комик — он не был настроен на разговоры с посторонними и решил сразу это показать.
— Да, да, конечно! — кальмар начал говорить быстрее. — Нас зовут Клэхээ Шылоо, мы адвокат господина Чэшээ Чэроо…
— Вы хотите, чтобы я запомнил ваши имена? — перебил его Лёха. — Вам дорого обойдётся такое удовольствие, потому что я совершенно не представляю, как это можно сделать.
— Что вам от нас надо? — вступил в разговор амфибос. — Вы из ремонтной компании? Или из банка? Я же направил прошение об отсрочке!
Кхэлийцы выдержали паузу, потом тот, которого назвали господином Чэшээ Чэроо, сказал:
— Нет, мы не из банка. И не из ремонтной компании. У нас есть к вам дело!
Лёху всегда раздражала традиция кальмаров говорить о себе во множественном числе — вот и сейчас было непонятно, вещает кхэлиец от себя лично или от них с товарищем. Впрочем, раненому комедианту было всё равно, и он решил закончить разговор как можно быстрее.
— Дело, говоришь? — Лёха усмехнулся. — Тогда, ребята, у вас есть десять секунд и двадцать слов, чтобы сказать, что Вам от нас нужно. Если Вы не заметили, меня совсем недавно чуть пополам не сломали. Мне бы поспать немного.
— Пять тысяч юаней! — кальмар уложился в полторы секунды и три слова, а человек и амфибос посмотрели на него уже совершенно другим взглядом — внимательным и заинтересованным.
— Тропосских? — осторожно спросил Лёха.
— Обижаете, — спокойно ответил кхэлиец. — Юаней Шорка.
— Если на Шорке за время нашего выступления не провели девальвацию, — начал Лёха. — То это почти…
— Почти восемь тысяч тропосских, — закончил за товарища фразу амфибос.
— Именно так, — подтвердил кальмар. — Так что? Обсуждаем дальше?
Лёха протянул руку в сторону дивана, приглашая гостей присесть, а сам устроился на небольшом табурете, стоявшем возле гримёрного столика, и совершенно другим, размеренным и спокойным голосом сказал:
— Что-то сон прошёл. Давайте-ка начнём сначала, не торопясь, и желательно с подробностями. Кого надо убить?
— Мы смотрим, Вы даже после шоу шутите? — усмехнулся адвокат Шылоо, не воспользовавшийся любезным Лёхиным предложением присесть на грязный диван. — Убивать никого не надо. Если бы нам нужны были услуги такого плана, мы бы не нанимали клоунов, а нашли профессионалов.
— Ну, профессионалы бывают широкого профиля, и мы как раз такие, у нас и лицензия есть на убийство, — сказал Лёха.
Он имел в виду особую официальную бумагу, самими комедиантами в шутку называемую лицензией на убийство. Это было разрешение, дающее всем стендап-комикам право законно выступать в различных клубах и на частных вечеринках. И главным достоинством этой бумаги было то, что она официально разрешала артистам во время выступлений в закрытых клубах использовать практически все доступные средства в целях самообороны при нападении неадекватных и вспыльчивых зрителей.
И если в рамках этой самообороны комики кого-то убивали, то им не предъявлялось обвинений. Конечно, при условии, что инцидент происходил исключительно во время шоу и при этом не было использовано огнестрельное или холодное оружие, за исключением отобранного у нападавших. Ну, и сам клуб должен был иметь лицензию на право проводить подобные мероприятия.
— Вам, наверное, очень трудно выходить из образа? — опять вступил в разговор господин Чэроо. — Вы всегда шутите или хотя бы пытаетесь шутить, как сейчас, да?
