— Она права, — думал Реджинальд, — она-то как раз и права. В мире существует только одна поистине страшная вещь — отсутствие. Она не желает отсутствия. Ее головка, прижатая к моей, — вот минимум присутствия.
Он сам никак не мог осмелиться разжать эти судорожно вцепившиеся ему в шею ручонки, оголенные брыкающиеся ножки, которыми она то лягала родителей, то обхватывала его талию. Вокруг начали собираться люди. Подошли жандармы, они стояли, не решаясь вмешаться. Потом монахи — эти шепотом выспрашивали у жандармов, что произошло.
— Малышка Бентес не хочет возвращаться в Ливью, — объясняли жандармы.
— А ведь какой красивый город, — вздыхали монахи, — тамошний падре умеет отыскивать подземные источники.
— Ей хочется уехать в этом красивом автомобиле.
Неправда, совсем не так! Она охотно села бы в омнибус вместе с Реджинальдом, и омнибус тотчас превратился бы в волшебную крылатую карету, в ковер-самолет; охотно вернулась бы в Ливью вместе с Реджинальдом, и Ливья тотчас стала бы красивейшим городом в мире. И пока Реджинальд удалялся, монахи, стражи порядка и прочие зрители молча глазели на жалкий желтый комочек, катавшийся в дорожной пыли с пронзительными выкриками, совершенно, впрочем, бессмысленными, ибо Реджинальд и девочка забыли даже назвать друг другу свои имена.
С тех пор Реджинальду частенько не хватало этого имени. Сколько раз порывался он написать в Алькобасу, — там наверняка помнили об этом скандальном происшествии; сколько раз порицал себя за то, что не отправился в Ливью — жить рядом с восьмилетней, влюбленной в него девочкой. То был его грех перед Богом, и он зачтется ему в Судный День. Правда, для этого сначала следовало умереть… Он мог бы послать ей игрушки, получить от нее портрет в красном платьице… Кто же, кто же, в конце концов, смог ее утешить? Она жила в той глухой португальской провинции, где мужчины бьются дубинками до смерти. Кто же, кто бился на дубинках за нее? При ее-то «везении», тот, кого она полюбила, скорее всего должен был погибнуть в такой схватке или выйти из нее с выбитыми зубами, с вытекшим глазом. Но тогда приняла ли она его соперника?..
Пока Реджинальд, погруженный в размышления о маленькой португалочке, проходил по аллеям Сен-Жермена, Нелли в самом безрадостном настроении прогуливалась на другом конце леса. Ее консьержка, узнав, что Мадам едет «на природу», поймала ее в дверях и навязала в попутчицы свою дочку, восьмилетнюю девочку, которой Нелли не смогла отказать в удовольствии прогулки. Но если так трудно найти свою любовь, будучи одной, то, поверьте, не очень-то приятно искать ее в компании маленькой девочки. Да и было в этой прогулке что-то лицемерное: ребенок думал, будто его ведут в лес, а вместо этого они оказались на площадке, открытой всем ветрам и каждую минуту напоминающей о том, что Париж всего в двух шагах. Впрочем, Люлю сразу обо всем догадалась. Когда, по прошествии получаса, Нелли так и не сдвинулась со скамейки, согласившись лишь издали наблюдать за «охотой на леопарда», развернувшейся в чаще, Люлю поняла, что Мадам кого-то ждет, и пришлось Нелли посвятить ее в свою тайну.
— Кто должен прийти?.. Один друг… Какой друг? Знает ли его Люлю?.. Нет, Нелли и сама не уверена, что узнает его… Почему? Они назначили друг другу свидание письмом? Ой, наверно, они познакомились по брачным объявлениям! Точно так вышла замуж ее мать; она нашла себе такого милого, доброго, щедрого господина, — настоящий друг, не покидает ее ни днем, ни ночью (вышеописанный господин был отцом Люлю, лодырем, вечно без гроша в кармане; он ежедневно напивался в стельку и колотил их обеих до полусмерти перед тем, как отправиться в бистро…)… О нет, это кузен, дальний родственник, она его очень любит, однажды в детстве он ее спас… А он-то, он ее любит?.. Да, он поклялся, что будет хранить ей верность до гроба… А как же они узнают друг друга, по цветку, по газете в руке?.. Нет, ни по чему, но они непременно друг друга узнают.
Люлю вовсе не была в этом уверена… Она засыпала Нелли вопросами, а та с удовольствием погружала девочку в атмосферу романа, который еще и не существовал, но уже получил право на существование благодаря простодушной вере Люлю.