Лгунья - страница 35

Шрифт
Интервал

стр.

Она встала и очень спокойно, по-актерски (по-королевски) пошла к двери. У двери остановилась и оглянулась.

— Право, не следует так откровенно завидовать молодости! — со светлой улыбкой сказала Ржевская.

И не ускоряя шага, вышла из кабинета.


«Дело делать!» Разве ты помнишь, что это значит «дело»?

Миловидная, молодая, уверенная, сколько ты (когда-то давным-давно!) «провернула дел»?

Прописки. Обмены. Вспомоществования. А помнишь горбатого следователя?.. Это было, когда актера Долинина обвинили в алкоголизме… Он не пришел на спектакль… Потребовалась замена…

Сколько раз ты врала, защищая товарищей?.. Все знали об этом. Но твоя ложь была правдой, все сходило тебе — ты была молода и красива. Как Фрина. А это значит — всегда права.

Королева без царства. Королевство восставших подданных. Седая девочка. Г лаза — как крик.

Назад!.. К двенадцати ребятам, которых ты народила своему мужу рыбаку.

Страна моя! Страна покоя… Страна моих двенадцати неродившихся сыновей…

Кира сама должна была хлопотать за Костырика. Она! Хрупкая, трогательная, молодая.

…«Ты, ты забыла, милуша, простейшие правила, которым тебя научила жизнь!»…

… — Доложите декану, его хотела бы повидать Ржевская. Заслуженная артистка.

— Валентина Петровна!.. Я — здесь.

— Девочка!.. Дело… дело твоего мальчика… безнадежно.

…?!

— Кира!.. Прости меня. Я проиграла дело Костырика.

— Валентина Петровна! Да что такое вы говорите? Милая! Обопритесь, пожалуйста, на меня. Покрепче… Вот увидите — все образуется. Обопритесь! Образуется, образуется…

Ржевская глянула на нее, дотронулась дрожащей рукой до ее озябшего подбородка.

— Кира!..

— Не плачьте, пожалуйста, Валентина Петровна. Я вас очень, очень люблю, Валентина Петровна.

Эти минуты были самыми тяжелыми в жизни Киры.

О ТАКТЕ


Сад поджидал Севу. Садовому участку недоставало сильных молодых рук.

В семье Костыриков разговаривали о картошке, об урожае клубники, о том, что сохнет левая яблоня, — с чего бы это? Ведь совсем еще молода… О главном у Костыриков не говорили. (Такт — чувство врожденное: он далеко не всегда достается одним лишь людям с образованием.)

Сева работал в саду. Солнце то и дело скрывалось за облаками, но его душноватое, осеннее тепло еще припекало. Облака не перистые, а еппошмые, провисали высоко над садом,

По вечерам, когда становилось темно. Сева пристраивался на нижней ступеньке крыльца. Приходила Катя, садилась рядом. Дети Костыриков вглядывались в сгущавшуюся темноту ночи. Молчали.

…«Хоть бы отец ударил меня! — думал Сева. — Может, мне сделалось бы полегче!.. К обеду мне подавали мясные котлеты. Я — помню, помню! А Катя жевала котлеты пшенные… Почему отец не ударит меня?.. Хоть бы ударил! Может, сделалось бы полегче! «Божье благословенье» — вот как обо мне говорила мать».

Что же, что же это такое?!. Как оно могло случиться со мной?

Кира!.. Я больше не я. Я в себя не верю… Я себе больше не доверяю. Я… я… А может, это значит: люблю!.. Но ведь я ненавижу тебя сильней, чем люблю… Спрятаться. Родиться опять! Совершить подвиг!.. Отец! Зачем ты меня не ударил?!

Он сидел на ступеньках, низко опустив голову. А садовый участок тихонечко говорил с ним о вечности, о протяженности и силе жизни. Приходил какой-то крошечный старикан — он был весь величиной с палец. Старикан пристраивался рядом с сестрой и братом. На коленях скрещены были волосатые, стариковские ручки. Ножки обернуты в беленькие портянки, обуты в лапти. «Как тебя зовут, дед?» — «Сам знаешь! Покой Покоич». И ты успокоишься И будешь верным солдатом. И может быть, созершишь подвиг…

«Дедушка, а ты, делом, не чокнутый??» — «Нет. Зачем? Я корень земли».


…На смену теплым осенним дням пришли грозы. Грозы были ночные. Гром мягко сотрясал небо. Дождь обрушивался на землю обильными ливнями.

Приходил рассвет. Но и в рассветных сумерках что-то долго-долго еще сверкало в облаках на востоке. Под окнами слышался шорох воды и грязи. Над дорогой велосипедистов кружились галки.

Утром, надев болотные сапоги, отец шел к поезду.

С тех пор, как дождь — у Севы стало меньше работы в саду. Не надо было таскать воды из колодца.

Он прочистил печной дымоход, пошарив в кладовой, разжился голубой краской, выкрасил кухню и подоконник.


стр.

Похожие книги