— Ну что? Как она? — посмотрел на Фаину, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения.
— Она в порядке, Зверь, — усмехнулся Андрей, — она сильная, наша девочка. Выкарабкалась. Даже шутила и улыбалась. Познакомились заново.
Дух захватило на какие-то мгновения. Моя малышка улыбалась. Черт, я б сдох сейчас за возможность увидеть ее улыбку и услышать голос.
— Вспомнила кого-то?
— Нет, брат. Никого. Разволновалась, когда рассказали о смерти ее отца и о том, что забрали ее к себе уже давно.
— А… а обо мне рассказали?
Фаина отвела взгляд, а Андрей положил руку мне на плечо.
— Рассказали, что ее нашли мои люди. Потерпи. Макс. Так надо. Это для ее блага. Расскажем. Обещаю, мы обязательно ей все расскажем.
Я усмехнулся криво, чувствуя, как радость уступает место какому-то серому, тоскливому разочарованию.
— Она уже знает, что ты существуешь. Пока не знает, как выглядишь и кем ей приходишься, но всему свое время. Нам нужно будет с тобой поговорить о стратегии поведения и о том, что можно говорить, а с чем нужно повременить.
Фаина старалась говорить со мной спокойно, как с больным ребенком, чем раздражала меня еще больше.
— Ничего страшного, дома даже стены помогут ей все вспомнить. Когда ее можно будет забрать домой?
Я сам не понимал, что говорю. Меня просто скручивало от ядовитой потребности увидеть Дарину. И мне вдруг захотелось всех их расшвырять в стороны и выбить дверь в ее палате, сгрести в охапку мою малышку и никому из них не давать.
— Макс, Даша поедет ко мне пока. Так лучше для нее, — тихо сказал Андрей, глядя мне в глаза, — это то, что советует ее психолог.
— Что? Повтори еще раз. Что именно сказал ее психолог?
— Психолог сказала, — пока Фаина говорила, Карина обняла меня и склонила голову мне на плечо, ощущая видимо, что я близок к срыву, — она сказала, что на данном этапе Даше не стоит раскрывать все прошлое и все страшные события, которые в нем произошли. Это может ухудшить ее состояние. МРТ показало некоторые повреждения головного мозга, они обратимы со временем, но стрессы могут привести к последствиям, даже к приступам эпилепсии, а возможно, и убить ее. Давай наберемся терпения, Макс.
У меня покалывало затылок и кончики пальцев. Я впал в какое-то оцепенение. Одна часть меня до безумия желала увидеть ее немедленно, а другая… другая настолько дико любила мою девочку, что я готов был терпеть годами.
Но мне вдруг показалось, что меня отшвырнуло назад в прошлое, где я был никем в этой семье, где меня вечно оставляли за бортом, а нахмуренное лицо Андрея напоминало лицо отца в минуты, когда он приказывал мне не лезть и отойти в сторону. Они ведь все решили там в отделении и вышли ко мне, уже все обсудив и приняв решение. Они ограждают ее от меня и в тоже время не забыли рассказать ей о себе.
— Даша все еще моя жена и мать нашей дочери. Я не считаю, что жизнь рядом с нами может ей чем-либо навредить. Мы поможем ей вспомнить так же, как и вы. Я не вижу разницы. Разве обязательно рассказывать о каких-то спорных моментах? Мы вместе все преодолеем у нас дома, где все напоминает о нас, и где она выбирала каждую картину и занавеску.
— Она моя сестра, Макс. А если она вспомнит то самое… и это навредит? Ты не думаешь об этом? Неужели ты сейчас настолько эгоистичен? — голос брата запульсировал в висках, напоминая отцовский.
— Значит, рядом с вами воспоминания будут хорошими и позитивными. А со мной кроме ужаса и вспомнить нечего?
— Не психуй раньше времени, Макс. Успокойся. Никто не отбирает твою женщину. Мы все ее любим. Мы все хотим ей только добра и пытаемся вернуть ее к нашей реальности по шагам.
Вроде и успокаивает, и все верно говорит, а меня трясет от ярости и от бессилия. И я понимал, что они правы. Все я понимал. А держать себя в руках не мог. Меня просто трясло, как и тогда, когда приехал сюда после аварии.
— А Таис? Как быть с ней? Неужели мы будем врать о ребенке?
— Но можно ведь пока оставлять Таю с няней, Карина будет приезжать и Александра. Постепенно расскажем. Немного времени, Макс.
А ведь они уже все решили. Меня просто оставалось поставить перед фактом, и звучит все так, что они заботятся, а я, тварь эгоистичная, только одного хочу и о себе думаю. И они на моем фоне само благородство и благие намерения. Мое мнение ни черта не значит. Оно заведомо неверное и ненужное. Привет, долбаное прошлое, где ублюдок с подворотни был годен лишь для того, чтобы подтирать дерьмо за их величествами.
