Она выглядела так, будто он только что ударил ее по лицу.
— Николас! Николас!
Буквально пробежав разделявшее их расстояние в четыре или пять шагов, она схватила его за руку:
— Это же Антонио! Неужели ты не понимаешь?
В ее глазах стояли слезы. Нет, он не понимал, да и какое дело ему до Антонио — ему просто хотелось поцеловать ее. Вместо этого он мягко отстранил маркизу.
— Антонио, Николас! Антонио — мой кузен, граф Питти!
Каюта плавно закружилась у него перед глазами, Рэймидж пошатнулся, и Джанне пришлось поддержать его, иначе он попросту упал бы. Несколько секунд спустя коммодор и Джанна помогли ему сесть на стул, Питти же вскочил, опираясь на трость, и недоуменно твердил: «Что случилось? Что-то не так?»
Рэймидж видел это развороченное лицо, раздробленные кости, остатки зубов, блестящие в лунном свете, разорванные ткани и черную кровь, густеющую на песке. Пизано все же оказался прав: граф Питти остался жив. Бог мой, не удивительно, почему никто не поверил, что он возвращался. Но Джексон…
К черту их всех! Рэймидж с трудом встал со стула, чувствуя, как глаза заливает льющийся со лба холодный пот, и обратился к коммодору:
— Разрешите вернуться на мой корабль, сэр?
Нельсон удивился, но быстро пришел в себя:
— Нет, садитесь.
Рэймидж буквально упал обратно на стул: у него подгибались колени, а общая усталость внесла свою лепту, туманя его мозг. Если бы они могли оставить его одного!
Он вдруг осознал, что Джанна склонилась перед ним, и шепчет что-то, выражение муки и непонимания на ее лице ранили его, словно кинжал.
— Теперь все будет хорошо, — говорила она. — Все хорошо, Нико — e finito, cara mia!
— Мистер Рэймидж пережил потрясение, — вмешался коммодор. — Похоже, мой маленький сюрприз не удался и нуждается в объяснении. Граф Питти, вы не будете любезны… И пожалуйста, сядьте, — добавил он, подвигая стул.
Питти тяжело опустился на него.
— Аллора, тененте, вы помните, как встретились с нами на дороге к Башне? Отлично. Когда вы с Джанной побежали через дюны к морю, мой кузен Пизано и я, в сопровождении двух крестьян, направились вдоль по тропе к Башне, а потом стали взбираться на дюны.
Я волновался за Джанну, и остановился на вершине дюны, что посмотреть назад. Я увидел, как несколько французских кавалеристов галопом мчаться к вам вдоль берега. Ваша гибель казалась неизбежной. И вдруг, в последний момент из зарослей выскочил человек. Он побежал вниз по склону к конникам, крича так громко, что испугал лошадей.
— Да, — кивнул Рэймидж. — Это был старшина Джексон.
— Потом я увидел, как вы подняли Джанну и побежали к шлюпке у подножья дюн. В эту секунду сзади меня, между мной и Башней, внезапно появились два или три французских солдата, которые, должно быть скакали по тропе и оставили лошадей у Башни. Я кинулся в заросли кустарника. Солдаты погнались за мной, но им пришлось разделиться, так как заросли были слишком густыми.
Я почти добежал до конца дюн, петляя между кустами, как кролик, как вдруг поскользнулся, пересекая небольшую проплешину — вы помните, какой рыхлый там был песок — и сломал лодыжку. Мне удалось отползти в заросли за несколько мгновений до того, как на поляне появился французский солдат. Он остановился — думаю, заметил следы, оставленные мной на песке.
Сзади него раздался выстрел — с того направления, откуда он пришел — и солдат упал. Почти одновременно прозвучало еще несколько выстрелов, послышались крики на французском, и остальные солдаты вернулись к Башне. По моему предположению, солдата застрелил по недоразумению кто-то из своих — он вырвался вперед, и его приняли за одного из нас.
— Куда он смотрел, когда раздался выстрел? — спросил Рэймидж.
— В сторону шлюпки. Пуля попала ему в затылок. Ах, я понимаю, почему вы спрашиваете. Да, я оставался в укрытии еще минуты две или три, потом услышал, что кто-то кричит по-английски со стороны лодки. На поляне появился человек, и перевернул тело — оно лежало лицом вниз. Этим человеком были вы, не так ли? Я узнал вас, едва вы вошли в каюту — у вас есть особенная… как бы это сказать… особенная стать.
— Да, я возвращался. Но не догадался, что тело принадлежит французу.
