Битва авторитетов и мафиозных структур закончилась тем, что все они стоят друг против друга в бронзе и мраморе на центральной Аллее славы городского кладбища и смотрят куда-то в сторону их бывшего милого, тихого городка, который они превратили в третий рейх — времени уничтожения боевиков Рема Гитлером, в сторону улицы, через которую все они прошли, даже не думая раньше, что остановят навсегда когда-то друг друга, не потому, что попросят на стакан сухого вина… Птицы до сих пор летают высоко, боясь их шальных пуль на улицах. Менты взяли власть в свои руки и думают, что они правят на основании закона. Стало модным делать дорожки из мрамора перед офисами. У главного здания ментовской этого нет. Вышел начальник УВД. «Почему у нас нет? Закрыть четыре бензоколонки». Закрыли. Через два дня были дорожки с мраморной плиткой, с окантовкой, как в ванных комнатах. Вышел начальник УВД и сказал: «Теперь порядок. Бензоколонки откройте… Две».
Миха вылечился от невроза и не просит больше женщину, поскольку как-то одна из проституток решила в качестве благотворительности помочь бедняге, так ее поставили на счетчик, и она бегала по всему городу, ошалевшая: «Я отрабатываю на мафию из Новосибирска». Наконец, кто-то ее выкупил, и сейчас она — главная бандерша при самом худшем отеле города, где девки дешевле грибов и поэтому непотребного качества. Вина красного, белого, коньяков и водки столько, что не верится в плодородие даже нашей крымской земли. «Почему каберне кислое? Кислое, кислое?» — «Сорт такой».
На любимой улице города стоят три калеки из моего поколения и все так же соображают на троих. Молодняк сидит в барах под названиями «Кельты», «Вавилон», «Метро»… Все поменялось, и можно выпить и закусить где угодно и с кем угодно. Менялы кричат: доллары на карбованцы, рубли на доллары. Троллейбусы бодаются с иномарками, и можно оттянуться под любым каштаном за столиком с чашечкой кофе, тщетно отыскивая глазами кого-то из друзей. Со стадиона доносится: «Хочешь, я убью соседей». И только в дурдоме тихо, потому что по дорожкам ползает тележка с резиновыми колесами, и у лошади содрали подковы, потому что подбиты они были медными гвоздями.
И только где-то там, за горами, тяжко ухает море, ударяется в гранитный барьер между стихией моря и стихией людей. Ударяется и уходит назад, чтобы с новой силой напомнить о себе — чистом и ветреном, накатывающем на берега из глубины природы и затонувших древнегреческих амфор три возвратные формы существования всего на свете — любовьжизньсмерть, смертьжизньлюбовь…
