— Такими словами молодые люди любят выводить из себя своих родителей, — ответил на это Иахин–Воаз. — Заруби себе на носу, что находкам нет конца. А что касается того, что уже найдено, — ты что же, хочешь, чтобы все знание вдруг пропало, ты сам стал полным невежей, а мир потерял весь накопленный опыт? Этому они учат тебя в твоей школе?
— Нет, — сказал Воаз–Иахин.
— Рад это слышать, — сказал Иахин–Воаз, — ибо прошлое — отец настоящего, как я — твой отец. И если прошлое не сможет учить настоящее, как отец своего сына, то и истории нечего продолжаться, и мир впустую потратил свое время.
Воаз–Иахин взглянул на карты, развешанные по стенам.
— Здесь нет прошлого, — сказал он. — Здесь только настоящее, и в нем — вещи, позабытые прошлым.
— И таким образом эти вещи стали частью настоящего, — согласился Иахин–Воаз, — поэтому они должны использоваться только в настоящем. Смотри, — показал он, — вот что я имею в виду. — И он вытащил из шкафа карту карт и расстелил ее на прилавке, чтобы его сын мог взглянуть на нее. — Я провел годы в работе над нею, — сказал Иахин–Воаз, — и она будет твоей, когда ты станешь мужчиной. Все, что бы ты ни пожелал найти, есть на этой карте. Я всячески стараюсь обновлять ее и постоянно вношу в нее добавления.
Воаз–Иахин взглянул на карту, на города и веси, на голубые океаны, зеленые трясины и пастбища, оранжево–бурые горы, выделенные тонкой тенью, четкие линии, вычерченные разными цветами, которые указывали, где можно найти все то, что было найдено его отцом. И он отвел глаза от карты и стал глядеть себе под ноги.
— Что ты об этом думаешь? — спросил Иахин–Воаз.
Воаз–Иахин ничего не ответил.
— Почему ты ничего не отвечаешь мне? — спросил его отец. — Взгляни на сей плод многолетнего труда, где вырисована каждая черточка. Эта карта — не только отражение тех долгих лет моей жизни, что я провел над нею, но и жизней других людей, что потратили годы на собирание сведений, заложенных в нее. Что может быть на свете такого, чего не было бы на этой карте?
Воаз–Иахин взглянул на карту, затем на своего отца. Он оглядел лавку, опустил глаза и опять ничего не ответил.
— Прошу тебя, не томи меня с ответом, — повысил голос Иахин–Воаз. — Скажи что‑нибудь. Назови что‑нибудь, чего нет на этой карте.
Воаз–Иахин вновь оглянул всю лавку, и его взгляд упал на железный дверной засов. Он изображал припавшего к земле льва. С полуулыбкой он посмотрел на своего отца.
— Льва? — предположил он.
— Льва, — повторил Иахин–Воаз. — Я тебя не понимаю. Мне кажется, ты это не всерьез. Ты прекрасно знаешь, что львов больше нет. Тех, что жили на воле, затравили охотники. Тех же, что в неволе, сгубила эпидемия болезни, переносимой блохами. Не понимаю, что за шутку ты решил сыграть со мной. — И пока говорил он, внутри него распахнулись вдруг огромные янтарные глаза, светящиеся и бездонные. Распустились когтями мощные лапы. Возник беззвучный рык, округлый, беспредельный, словно прозрачный шар, в самой середке которого был розовый, шершавый язык и белые смертоносные зубы. Иахин–Воаз втряхнул головой. На свете больше не осталось львов.
— Я не шутил, — сказал Воаз–Иахин. — Я взглянул на засов, и он напомнил мне о львах.
Иахин–Воаз кивнул, положил карту обратно в ящик стола, прошел на заднюю половину лавки и сел за свой письменный стол.
Воаз–Иахин же поднялся в свою комнату. За окном сумерки опускались на красную черепицу кровель и пальмы на площади.
Он уселся и немного поиграл на гитаре. Вокруг него постепенно темнело, и скоро он играл в пробивающемся с улицы тусклом свете фонарей. Не здесь, сказала гитара стенам. Вне здесь.
Воаз–Иахин отложил гитару и зажег лампу на своем столе. Из ящика стола он вытащил листок бумаги, на котором был набросок карты. Большинство линий были стерты, а потом вычерчены заново. Бумага была испачкана карандашом, и оттого карта просматривалась с трудом, не то, что та, которую показывал ему его отец. Легко касаясь бумаги, он прочертил линию из одной точки в другую. После этого он стер линию и убрал карту обратно в стол. Потушил свет, лег в постель, уставился взглядом в потолок, на который падал свет снаружи, и стал слушать возню голубей на крыше.
