Лев Троцкий. Враг №1. 1929-1940 - страница 15

Кавтарадзе, являвшийся в 1922–1924 гг. председателем Совнаркома Грузии и в этом качестве выступавший против сталинского плана «автономизации», в 1924 г. был отправлен в «почетную ссылку» за рубеж и стал советским торгпредом во Франции. Он присоединился к левой оппозиции, подписал ряд ее документов, в 1927 г. был исключен из ВКП(б) и сослан в Сибирь. В 1932 г., после покаянного заявления, Кавтарадзе был освобожден и восстановлен в партии. Некоторые оппозиционеры считали, что его выпустили после согласия сотрудничать с органами, в частности стать провокатором в группе М.Н. Рютина (критиковав в это время Сталина) и спровоцировать ее на открытое выступление[95]. Однако эти подозрения остались догадками. Вскоре Кавтарадзе снова арестовали. В 1940 г. он был не просто освобожден, а приведен в благопристойный вид, накормлен, одет и доставлен к Сталину для аудиенции. Вскоре бывший узник был назначен на работу в НКИД, в 1943–1945 гг. занимал пост заместителя наркома, несколько лет был послом СССР в Румынии, а позже находился на различных постах в МИДе. «Казус Кавтарадзе» — единственный случай (кроме нескольких случаев с военными высокого ранга, выпущенных после нападения Германии на СССР в июне 1941 г.), когда бывший оппозиционер и политзаключенный вернулся на номенклатурную должность.

Ко времени высылки Троцкого из СССР процесс «большевизации» коммунистических партий фактически завершился. «Ленинское перевооружение» зарубежных коммунистов состояло в том, что они научились послушно исполнять директивы, получаемые из Москвы. «Хозяином» был Сталин, а передаточными инстанциями — органы Коминтерна. В первом номере «Бюллетеня оппозиции» живущий в Турции Троцкий отмечал, что «братскими партиями» Сталин управляет, как старый турецкий паша управлял своей провинцией. Для Тельмана и Семара[96] даже окрика не нужно: достаточно движения пальцем»[97].

Такое положение нравилось далеко не всем коммунистам. Многие из них полагали, что компартии должны иметь определенную степень независимости, что Коминтерн призван представлять собой союз «братских партий», в котором советская компартия является в лучшем случае первой среди равных. В компартиях возникали многочисленные оппозиционные группы, часть которых склонялась к поддержке Троцкого. В некоторых случаях ослушников пытались переубедить, принудить их к покаянию, но в подавляющем большинстве случаев эти попытки оставались втуне и оппозиционеров немедленно исключали из компартии. В результате в конце 20-х годов во многих странах возникли коммунистические группы, стремившиеся установить контакт с высланным Троцким, объявлявшие себя его сторонниками, вырабатывавшие программные документы, которые, как они полагали, соответствовали «троцкистским» установкам. О взаимоотношениях этих организаций с Троцким через много лет вспоминал американец Макс Шахтман, один из наиболее видных последователей своего учителя: «Я не думаю, что когда-либо существовало движение, в котором авторитет лидера не был навязан остальным членам… как это было в троцкистском движении. Между Троцким на самой вершине и наиболее видными его последователями существовала огромная пропасть. Троцкий знал, что он является последним живым представителем марксистского интернационализма, большевизма, как он его называл. В результате истощения сил или уничтожения всех его современников, он действительно стал таковым, и это не ставилось под сомнение»[98].

Возникновение подобных коммунистических групп проходило на фоне тяжелейшего экономического кризиса 1929 г., распространившегося на США, Европу и другие континенты. Разорялись и закрывались банки, останавливалась промышленность, резко падало производство, была нарушена внутренняя и международная торговля, катастрофические масштабы принимала безработица, возникали волнения безработных и рабочих, иногда перераставшие в кровопролитные столкновения. Компартии стали призывать к социалистическим революциям. Особые надежды Троцкий возлагал на своих французских сторонников. Это было связано с тем, что с коммунистическими лидерами Франции Троцкий ранее поддерживал очень тесные связи, встречался с ними на конгрессах Коминтерна и пленумах ИККИ, а после высылки — именно с французами установил первые зарубежные политические контакты. Он пытался опереться на А. Росмера, Альберта Трэна, Пьера Навилля