В «Бюллетене оппозиции» и «Красной книге» делался вывод о том, что Сталину нужна была прежде всего голова Троцкого и для достижения своей цели Сталин «пойдет на самые крайние, еще более гнусные дела». В Москве издание «Красной книги» восприняли весьма нервно. Руководству Коминтерна было поручено предпринять ответные агитационно-пропагандистские шаги. Намечалось издание «на всех иностранных языках» новой биографии Троцкого, естественно фальсифицированной, сборника статей Сталина против троцкизма и, главное, «Черной книги международного троцкизма» — как прямой ответ на выпуск «Красной книги». Придавая особое значение «подрывной работе» троцкистов в Испании, Секретариат ИККИ поручил также видному советскому журналисту Михаилу Кольцову, работавшему в Мадриде, написать на эту тему ряд статей[580].
Объективности ради следует указать, что августовский процесс 1936 г. не был в буквальном смысле первым. Это был первый показательный процесс над коммунистами, но далеко не первый в СССР «открытый» процесс. До «первого» московского процесса был и показательный процесс над эсерами в июлеавгусте 1922 г., и Шахтинское дело — в мае — июле 1928 г.; и процесс Промпартии — в ноябре — декабре 1930 г., и процесс над меньшевиками в марте 1931 г. Короткая и очень избирательная память Троцкого не удержала в голове этот достаточно важный для современников нюанс, и сыну Льву пришлось упомянуть об указанных фактах в письме забывчивому отцу. Яркое описание этой истории содержится в воспоминаниях меньшевика С.Э. Эстрина, напомнивших Троцкому именно о близком ему политически деле — меньшевистском процессе:
«В Париже моя жена печатала материалы для бюллетеня Троцкого, и сын Троцкого, Лев Львович, часто приходил к нам. Он был очень приятным человеком, молодым и очень осведомленным обо всех делах. Это были 36-й и 37-й годы, и бюллетень вел большую борьбу против процессов, проходивших тогда в Москве, так называемых сталинских процессов. И в бюллетене приводилось большое количество данных, опровергавших те показания, которые подсудимые сами на себя наговаривали.
Однажды, разговаривая с сыном Троцкого, я напомнил ему, что в одном из бюллетеней… Троцкий написал [о процессе меньшевиков 1931 г.], что знал, что меньшевики — предатели, помогают буржуазии, но что они падут так низко, он не ожидал. Дело в том, что на том процессе, как и на всех остальных позже, подсудимые, среди которых, кстати, был только один меньшевик, остальные были бывшие, говорили, что Абрамович был в Москве, что меньшевики имели свидание с Леоном Блюмом и с генеральными штабами Франции и Англии, договариваясь о нападении на Советский Союз, и т. д.
Я сказал ему: вы же понимаете, что ваш отец, который лично знал всех этих людей, знал, что все это вранье, выдумки, как он мог написать такое?! Интересно, чем это кончилось. Он [Седов] написал Троцкому, и в одном из последующих номеров бюллетеня появилось примечание к одной из статей. «Когда был процесс меньшевиков, я принял все на веру. Я не представлял себе, что такой процесс можно выдумать от начала до конца. Теперь я понял, что все это было вранье»[581].
