Сидевший на некотором расстоянии от Фемистокла Леонид из Спарты молчал. Мы, спартанцы, не претендуем на умение красиво говорить: нам не по душе свойственная афинянам величавость и словоохотливость. Если нужно что-нибудь сделать, – мы принимаем решения и выполняем их. Но здесь… какое решение, думал утомленный бранью присутствующих Леонид, может родиться в этом противостоянии верности и вероломства? Перед его глазами постоянно возникала зловещая картина – разрастающаяся темная масса персов на марше. Скоро она заполнит этот зал, погасит свет свободы и покатится дальше, поглощая все на этой земле и на землях, что лежат за нею.
А эти люди все еще предавались болтовне.
Фемистокл вскричал:
– Афиняне? Будут ли афиняне драться? Все истинные греки будут драться в этой войне, пока будет хотя бы пядь земли, за которую можно драться. Они будут сражаться на суше и на море, в полях и у своих домов. Они никогда не покорятся. Любой грек, замысливший сдаться на милость врага, – изменник, который будет заклеймен позором до конца времен.
Возможно, кто-то скажет, что Фемистокл произнес это, поддавшись порыву чувств. Мы все прекрасно знали о проблемах, вставших перед некоторыми малыми государствами. Беззащитные Локрида, Фокида и Дорида лежали на пути захватчиков. Они не могут сражаться по одиночке, и было бы несправедливо обвинять их в предательстве.
Именно локрийцы отреагировали первыми:
– Спарта – а что Спарта?
Со всех сторон охотно подхватили:
– Спарта! Дайте слово спартанцам!
Леонид поднял голову, и в него сразу же вонзились обиженные и обвиняющие взгляды. Впрочем, стоило им скреститься с напряженным взором Леонида, как глаза сразу же отводились в сторону.
Фемистокл произнес:
– Всем известно, что Спарта всегда стояла на защите общегреческих интересов, главенствуя на суше, в то время, как Афины были лидерами на море. Поэтому, в эту трудную минуту мы должны обратиться к братьям-спартанцам с просьбой возглавить наши силы. В связи с этим я взываю к царю Спарты Леониду.
Он повернулся к Леониду с величественным жестом и уважительным поклоном.
– Господин, согласятся ли твои спартанцы руководить нами в этой битве с персидским царем?
Леонид медленно поднялся и повернулся лицом к собравшимся. Бормотание сменилось полной тишиной.
– Клянусь в этом, – произнес он, – честью Спарты.
– Как можем мы верить кому-то на слово, – вопрос был брошен в него из глубины мраморного зала подобно камню, – когда речь идет о жизни и смерти наших людей?
На какое-то время всем присутствующим показалось, что все вновь вернется к исполненным страха и неразберихи пререканиям. В этот момент в зале опять прозвучал голос Леонида.
– Мы в Лаконии привыкли к немногословию, но если мы что-нибудь скажем, то остаемся верными нашим обещаниям. Спартанцы первыми нанесут удар в этой войне, независимо от того, пойдут за нами остальные или нет.
Фемистокл быстро подхватил:
– Царь Леонид, благодарю тебя от имени Греции. И еще хочу дать встречное обещание. Если спартанцы возглавят борьбу греков, Афины уступят им право руководства полностью – не только на земле, но и на море.
В зале воцарилась гробовая тишина. Фемистокл насладился ею в полной мере, а потом закончил:
– Во имя единства греков с этого дня все афинские корабли перейдут под командование спартанцев.
И зал вновь загудел – но это уже был гул уважения, возрождающейся надежды и уверенности.
– Голосуем, давайте голосовать!
Сидящий выше остальных делегатов президент поднял руку для наведения порядка.
– Мы выслушали предложения Афин и Спарты, двух наших самых крупных государств. Теперь мы должны выслушать и остальных. Отвечайте, когда будете названы.
Один за другим он начал поднимать кандидатов. Некоторые из них горели энтузиазмом, хотя еще несколько минут назад были бледны в своей нерешимости. Если Спарта выступит – Аркадия тоже выступит. Если Спарта выступит, а Афины пошлют свой флот, эвбейцы будут сражаться. Коринф последует за Спартой. Беотия намерена воздержаться. Аргос…
Обещания и аргументы восходили к потолку, который нашептывал их эхом обратно. Казалось, что это эхо останется здесь несмолкаемым навечно, превратившись в бессмертное свидетельство выступлений греков перед лицом величайшей опасности.
