— Дядя Яри утонул… Запутался в сетях… — Я едва могла дышать, но все же пыталась втянуть дым сигары.
— Но нашли его лишь много дней спустя, так что точно определить время смерти не представлялось возможным. А не кажется ли странным совпадение, что он умер в то же самое время, когда Суурлуото был в бегах?
Что тут можно ответить? Перед глазами у меня все расплывалось, я не различала даже дымовых труб ближайших домов. Почти всю свою жизнь я избегала думать об отце, пыталась забыть его. И не понимала, что он продолжал оказывать влияние на мою жизнь. Он лишил меня матери, а возможно, и дяди Яри, но не понес никакого наказания за эту вторую смерть. Я чувствовала такую горячую ненависть к Кейо Куркимяки, что понимала, каким образом человек становится способным на убийство.
— Расследовать такое дело трудно, но возможно. Я могу заняться этим вместе с тобой, если останусь на свободе. Ты ведь хочешь узнать правду? Мы выжмем ее из него хотя бы силой. Наверное, он все-таки может принимать посетителей, хотя приговорен к пожизненному заключению.
— Ты имеешь в виду, что я должна с ним встретиться?
— Когда будешь готова.
Я не знала, настанет ли когда-нибудь такое время. Дрожа от холода, Лайтио затушил сигару, и я предложила вернуться в палату. Как только мы открыли дверь в коридор, какой-то местный сотрудник набросился на нас и начал отчитывать за нарушение антитабачного закона, и мне пришлось упрашивать, чтобы меня не выгоняли из больницы прямо сейчас. Когда мы наконец вернулись в палату Лайтио и спокойно уселись, он вдруг похлопал меня по руке.
— Не беспокойся, Хилья. Как-нибудь все уладится. Пока я ничего не могу сделать для Сталя. Позже подумаем вместе, чем тут можно помочь. Мало ли что мне рассказал перед смертью Рютконен, у нашей беседы ведь свидетелей не было. — Лайтио широко улыбался. — Если что-нибудь услышишь о Стале, сообщи мне. Что, кстати, собираешься делать на Рождество?
— У нас будет ужин в ресторане для родственников Моники и прочих работников. А двадцать пятого я переезжаю в Алппила.
Меня пустили пожить в дом сестры Йоуни, которая на несколько месяцев уехала путешествовать со своим бойфрендом. Моника до Нового года побудет с кузеном, а потом переберется в новую квартиру в Руохолахти — до «Санс ном» оттуда рукой подать. А моя жизнь вдруг так изменилась, что едва ли я останусь в нашем ресторане надолго.
— Ну что ж, с Рождеством, Хилья, больше мне нечего сказать. И постарайся глядеть веселей. Ты мне хоть и не дочь, но не всегда кровь гуще водицы. Я изрядно люблю тебя.
Лайтио снова похлопал меня по руке. Я нагнулась и поцеловала его в обе щеки, не обращая внимания на то, что усы чертовски щекотали.
Из Тееле я отправилась в «Санс ном» пешком. Рождественские огни светились в окнах, люди с огромными сумками выписывали зигзаги среди сугробов. Мир казался чужим и безразличным, я смотрела на него как будто со стороны. Давид, Транков, Яан Ранд, Рютконен носились в моих мыслях, и эта суматоха причиняла боль. Как во всем этом разобраться? Рютконен был стукачом Гезолиана и пытался найти Давида. Пока это ему не удалось, так что Давид, очевидно, оставался в живых. Рютконен также был готов поверить, что некая третья сторона желает погубить Давида, при помощи сфабрикованных доказательств обвинив в смерти Дольфини. Транков утверждал, что Давида видели в Каунасе, но Рютконен думал найти его в Хельсинки, на Юрьонкату и в «Санс ном». А я видела на берегу в Лэнгвике некую фигуру, очень похожую на него, и получила письмо, в котором он прощал мне возможные измены. Ты не видишь рыси, но рысь видит тебя. Для меня искать Давида был бы напрасный труд. И я не солгала Транкову: я действительно не знала, кого любила.
Однако было одно дело, которое мне требовалось сделать как можно быстрее. Вот только где взять для этого сил?
