— Верно. — И еще троих он прикончил на земле. — По этому нападению не должно быть обнародовано никаких подробностей — ни имен, ни медицинских заключений. Ничего.
— Ваша организация не оставила в этом сомнений.
— Я не могу поделиться с вами подробностями, но мы с женой работали по этому делу.
— Так, значит… этот тип напал на вашу жену, потому что она работала по этому делу?
— Видимо, так. — И, чтобы сменить тему и внести в нашу беседу личностную ноту, я добавил: — Тогда она не была моей женой. На этом деле мы и познакомились.
А теперь, наверное, подумал он, на этом деле ее чуть не убили.
Я сказал ему, а скорее все-таки себе:
— Она выздоровеет.
Он посмотрел на меня, наверняка удивляясь, почему я так думаю. Ведь его послали сюда по делу об убийстве.
— Как вы думаете, у него были сообщники?
— Он одиночка. Когда он был в Штатах в прошлый раз, нескольких невольных помощников он использовал вслепую и всех убил. Так что в вашем районе может оказаться пара свежих трупов.
Он сделал пометку, потом задал еще несколько стандартных вопросов. Я ответил на них. Я очень хотел быть полезным, но к Халилу неприменимы стандартные методы расследования. Его удастся поймать, только если его случайно остановит патруль или местный житель донесет, что странный незнакомец спрашивал в супермаркете бургер из верблюжьего мяса.
Возможно также, что сейчас он здесь, в больнице.
— Это отлично обученный киллер, — сказал я, — и он не делает ошибок, на которые мы обычно рассчитываем, разыскивая убийцу. Он ориентирован строго на достижение цели, а сегодня его цель — убить мою жену и оставить жить меня, чтобы я смотрел на это и мучился. Это ему не удалось… о чем он может и не знать. Так что я прошу вас обеспечить охрану моей жене, пока я не смогу забрать ее домой.
— А вам нужна защита? — спросил он.
— Я и сам могу себя защитить.
Наверняка он подумал: знакомая песня, как часто эти слова бывают последними. Но остался безукоризненно вежлив.
— Хорошо. А где оружие вашей жены?
— Возможно, захвачено преступником или выпало в зоне выброски. «Глок-22», сорокового калибра, на учете в ФБР.
— В зоне выброски у нас работает поисковая команда из волонтеров-горожан, — сказал он.
— На земле вела запись видеокамера парашютного клуба, так что, возможно, все произошедшее записано на пленку, — предположил я.
Он отметил это, потом спросил о парашютном клубе.
— Это неформальная организация, я уверен, что Асад Халил никаких взносов не платит. Свяжитесь с Крейгом Хозером, он все вам расскажет. Они все остановились в мотеле в Монтичелло.
— А где документы вашей жены?
— У меня. Но ее телефон «Некстел», похоже, потерян.
Он задумался.
— Если преступник завладел ее телефоном, у него будет вся ее записная книжка. Если только там не нужен код доступа.
— Кода там нет.
Он поднял брови, но сказал только:
— Поисковики обратят внимание и на телефон.
— Хорошо. А не могли бы вы оказать мне любезность? Я не хочу возвращаться в мотель, может быть, вы выпишите оттуда мистера и миссис Кори и привезете сюда наши личные вещи?
Он кивнул и добавил:
— Мы оставим там наблюдателей, посмотреть, не придет ли кто-нибудь вас искать.
— Хорошая мысль, — похвалил я. — И можно еще одну любезность? Моя машина стоит в аэропорту…
— Пригоним.
— Спасибо. Кстати, поищите в ней телефон, — посоветовал я, отдал ему ключи с квитанцией и попросил подогнать мой «джип-чероки» к больнице, положив туда наш с Кейт багаж.
Мы поговорили о других подробностях инцидента. Скорее всего, Асад Халил уже далеко от округа Салливан, если только не стоит в коридоре в больничной униформе. Больше всего в Халиле меня потрясала, помимо сообразительности и изобретательности, скорость нападения и отхода. Когда он был здесь в последний раз, он использовал частный самолет, так что, возможно, в округ Салливан он прилетел. Я поделился этой мыслью с Миллером, и он ответил, что пошлет полицейских также и в аэропорт.
Я не мог сообщить Миллеру подробностей предыдущих убийств Асада Халила, они были засекречены, но я попытался объяснить его образ действий, в том числе его способность являться в самых разнообразных обличьях. Сегодня утром, например, он был парашютистом. Сейчас, возможно, он больничный санитар. Его соотечественники называют его Львом за неустрашимость. Но не только — все инстинкты у него кошачьи, причем кошки крупной и злобной. Убийство вторично. Ритуал первичен.
