По размеру и шрифту Барбара сразу узнала одну из самых вульгарных газет.
— На этот раз фотография удалась куда лучше, — предупредил Адамс.
Барбара вдохнула аромат цветов, надеясь придать себе храбрости, и опасливо поглядела на первую страницу. Реймонд был прав: фотография и впрямь оказалась весьма узнаваемой, хотя чести ей не делала. Если по пути домой Фрэнк заглянет в супермаркет, ему не придется больше гадать, почему Барбара посчитала, что история про загадочную миссис Адамс стоит больших денег.
Ну что ж, этого и следовало ожидать, обреченно подумала она. Собственно, еще к моменту первой фотографии она утратила надежду сохранить свое инкогнито.
Странно, но в ту минуту ей было все равно. Важно другое. Барбара стояла в залитом солнцем холле, с букетом в руках, а Реймонд обнимал ее за талию.
— Заголовочек что надо, — отметил он.
«У четы Адамс медовый месяц», — прочла Барбара. Под фотографией красовалась надпись: «Похоже, что таинственную супругу не радует внимание нашего фотографа». Она тихо застонала.
— Говорится, что до выхода номера оставалось слишком мало времени, чтобы выяснить, кто ты есть, — обнадежил Реймонд, — но на следующей неделе газета обязуется предоставить подробный ответ.
Из кухни возник Уилкинсон.
— Добрый день, сэр, и добро пожаловать домой. — Он повернулся к девушке. — Мисс Барбара, шеф-повар шлет вам привет и спрашивает, что бы вы хотели съесть на ужин, после того, как прием закончится.
Реймонд так и застыл с открытым ртом.
— Что угодно, — отозвалась Барбара. — Он наготовил столько вкусностей, что голодными мы явно не останемся.
Уилкинсон поклонился и исчез.
— Что ты сделала с моим персоналом? — потребовал ответа хозяин. — За три года, что шеф-повар у меня служит, он ни разу не поинтересовался, чего бы хотелось съесть мне.
— Понятия не имею.
Интересно, что бы он сказал, если на ужин ему подали бы баварскую колбаску с кислой капустой?
Реймонд поднял ее левую руку, рассматривая кольца.
— Здорово смотрится! Прости, я тебя всю перепачкал. Бульварные газеты грязны во всех отношениях, верно?
— Бедняжка, неужели тебе никто не гладит газеты? — проворковала Барбара.
— Гладит газеты? Ты шутишь? — Но тут внимание Адамса снова привлекли кольца. — Ты свозила-таки их к ювелиру?
— Нет. Я не знала, позволено ли мне переступать порог дома.
Брови его поползли вверх в иронической гримасе.
— Позволено ли? Переступать порог дома? Ты хочешь сказать, что все это время провела в четырех стенах? Неудивительно, что ты бледна.
— Я считала…
— Ты считала себя пленницей? Это не так, родная.
Барбара не сразу осознала смысл его слов.
— Выходит, ты мне доверяешь? — еле слышно прошептала она.
— Доверяю ровно настолько, чтобы предположить, что ты не натворишь глупостей, — отозвался Реймонд. — Кроме того, одну бы тебя не оставили. Дай мне переодеться, и мы прогуляемся, если хочешь.
Барбара кивнула, делая вид, что радуется прогулке, а не возможности побыть с ним наедине.
— Настоящий подарок я тебе тоже купил, — продолжал Реймонд, — но он оказался слишком громоздким, пришлось сдать в багаж. К нашему возвращению его уже доставят.
Барбара покачала головой, но не стала говорить, что нужен ей только он сам. А это было бы чистой правдой.
С момента его появления Барбара отчаянно пыталась совладать со своими чувствами, но тут все подчиняющая любовь и тоска, с которыми она тщетно боролась два дня, нахлынули с удвоенной силой. Возможно ли, чтобы при одном взгляде на этого человека вновь пробудилась эта невыносимая боль, эта неуемная жажда?
Сощурившись, Адамс наблюдал за собеседницей.
— Я очень скучал по тебе, — тихо признался он. — А ты?
Барбара попыталась покачать головой, подыскать слова, чтобы в очередной раз отшутиться, но вместо этого беспомощно пролепетала:
— Да.
Реймонд ласково взял ее за подбородок. Барбара подняла голову, закрыла глаза и всем телом подалась к нему, ища тепла и силы его объятий. Об этом поцелуе она и мечтала все два дня. Ощущение было неповторимое: словно сладкое вино, клубника, шоколад — все мыслимые и немыслимые чувственные ароматы — слились в опьяняющем напитке, и голова закружилась… Упоительный поцелуй затянулся; когда же наконец Реймонд оторвался от ее губ, Барбара приникла головой к его груди, жадно вдыхая аромат его одеколона.
