От конторки отошёл высокий моложавый мужчина с гладко зачесанными назад волосами и аккуратными усиками. Сюртук его более походил на мундир: тёмно-серый, двубортный, с чёрным бархатным воротником. На плечах погоны со звёздочками.
– Наше почтение, Никодим Митрофанович! Давненько к нам не заглядывали. По делам или в гости? На огонёк, так сказать?
Чувствовалось, Селивёрстова здесь знают, притом под радушием и любезным обращением явственно проглядывала существенная доля уважения.
– Здравствуйте, Михаил. Осмелюсь надеяться, что по делу. Амвросий Потапович у себя?
– Его высокоблагородие частный пристав сейчас прибудут. Присаживайтесь, господа. Никодим Митрофанович у нас любитель сигар, а вам, молодой человек, могу предложить папиросу. Не желаете ли?
Он достал коробку с надписью «Магнолия» и цветком на этикетке. Видно, менты всех времён налаживают контакт с подозреваемыми через курево. Андрей вспомнил пособие «Как залезть…» и отказался.
– Вольному воля, – легко согласился мужчина и спрятал папиросы в карман. – Табак нынче, видите ли, стоит недёшево. В управлении выдают по разнарядке три коробки в месяц, но для курильщика – это слёзы…
В это время из боковой двери вышел дородный господин. Благородная седина в шевелюре, роскошные усы с бакенбардами, особая стать и спокойная, неторопливая уверенность выдавали в нём начальника. Глазастый Сосновцев углядел, что звёзд на погонах у него нет, зато на стоячем воротнике мундира – петлицы, шитые серебром. На груди блестела медаль «За непорочную службу в полиции». Михаил как-то сразу подтянулся – не в струнку, но заметно. Чиновник, в свою очередь, окинул Андрея быстрым взглядом и едва заметно кивнул.
– Приветствую вас, Никодим Митрофанович, – обратился он к Селивёрстову низким голосом. – Вы вновь нам помогаете. Буду ходатайствовать перед господином полицмейстером о премии, право слово. – Начальник обозначил улыбку.
– А я не откажусь, ваше высокоблагородие, – весело отозвался усач. – Только награду попрошу добавочными днями посещения тира, никак не иначе. Но вначале нужно бы разобраться с этим господином. Может, я на воду дую?
– Разберёмся, не извольте беспокоиться. – И обратился к помощнику: – Михаил Васильевич, сопроводите господина в кабинет номер три. И отправьте вестового за Постышевым. Здесь одного взгляда достаточно – его поля ягода.
Сосновцева провели в другую комнату, явно допросную: стол и стул для дознавателя, напротив – привинченная к полу табуретка. Голые стены, выкрашенные свинцовой краской, зарешёченное окошко под потолком, едва пропускающее дневной свет.
Михаил прошёл к столу, запалил светильник. Электрический, между прочим, не керосинку какую или масляную лампадку. Всё цивилизованно. А вот улицы, наверное, ещё газом освещают, вспомнил Сосновцев чугунные фонарные столбы. Ну да какая разница… Он уселся на табурет. Больше никого в комнате не было. Или Михаил был уверен в своих силах и не опасался задержанного, или бежать отсюда было попросту невозможно. А может, то и другое вместе.
– Ну-с, приступим, – сказал полицейский, доставая из стола листы бумаги, перо и чернильницу. – Назовитесь, сударь. Фамилия, имя, отчество.
– Сосновцев Андрей Павлович.
– Документы, подтверждающие личность, имеете?
– Нет…
– Так и запишем – документов не имеет. Где родились, национальность, вероисповедание?
– Русский я. Родился в Южнореченске…
Ручка с пером, напоминающая мамину (она не признавала ни шариковых, ни авторучек, предпочитала писать, макая перо в чернильницу), – застыла над листом бумаги:
– Такого города в реестре Российской империи нет, Андрей Павлович.
– У вас здесь нет, а у нас – есть, – твёрдо ответил Сосновцев.
Что уж теперь – он в совершенно ином мире, это ясно. Возможно ли выбраться отсюда, попасть домой – неизвестно. Но в любом случае, пока что нужно привыкать к здешним реалиям. Россия начала двадцатого века, империя, давно канувшие времена, известные лишь по историческим фильмам да небольшому количеству прочитанных на эту тему книг. Но и начинать знакомство со лжи – ни к чему.
– Стало быть, вы осознаёте, что попали в другой мир?
