— Прочитай то, что отчеркнуто, — велел он. — Документ датирован семнадцатым ноября — за день до того заседания НАТО, после которого умер Маршан. Но мы получили его только сейчас.
Вот что я прочитал:
"Серов утверждает, что ему известно имя высокопоставленного политического деятеля во Франции, который много лет сотрудничает с КГБ. Заверяет, что именно он, Серов, во время своего пребывания во Франции был его связным. Допросы Серова агентами ФБР начались 11 ноября. Он торгуется, пытаясь обеспечить собственную безопасность и собственное будущее. Имя агента — самый ценный его товар. Директор считает, что как только имя будет названо, Серов должен быть нейтрализован.
Если его показания подтвердятся, то выпускать его на свободу не следует. То же самое — в случае, если его поступок — очередная попытка дезинформации. Данный меморандум следует довести до сведения французской контрразведки в целях укрепления дружественных связей между Францией и силами НАТО, а также устранения серьезной угрозы безопасности Франции."
— "Нейтрализован" — неплохо звучит, — сказал я, — Кажется, это то, что пытались проделать со мной. Что с ним сталось, с этим Серовым?
В бледных глазах Пабджоя не отразилось никаких чувств.
— Убежден, что его прикончили — чего уж там всякие слова изобретать? ответил он. — Допустим, он назвал имя предателя. Тогда ФБР решит, что не следует ворошить этот гадюшник. Как уж они это с Белым домом согласовали не знаю. Может, никак. Но уж с ЦРУ они точно не советовались. Наш министр иностранных дел спит и видит сотрудничество и взаимопомощь между разведслужбами — только это бред.
На этих словах он взялся за желтый блокнот и начал тщательно выбирать карандаш поострее, готовясь приступить к рисованию:
— Заговорил ли Серов или нет, но в двух вещах я уверен: ему не жить, а нам никогда не узнать, что именно он рассказал, если вообще что-либо рассказал.
— Я читал о нем в одной из французских газет, когда занимался Маршаном. Там не упоминалось его четырехлетнее пребывание во Франции. И я никак их не связал — в голову не пришло.
Но Пабджой меня уже не слушал.
— Серов, конечно, все врал. Русские и вправду получали от Маршана ценную информацию, только сам он скорее всего, об этом и не подозревал. В их платежных ведомостях значился только Бракони.
— Но что же тогда произошло на заседании НАТО?
— Вероятно, председатель отвел Маршана в сторонку и показал ему меморандум госдепартамента Соединенных Штатов — с этим документом ведь надлежало ознакомиться правительству Франции, а Маршан представлял это правительство. Для того он, собственно, и приехал в Лондон. Вот как вышло!
Позже, когда мы отправились в министерство иностранных дел, шеф предупредил меня:
— Имей в виду, Кэри, вся эта история не для ушей министра.
— Никто, выходит, не узнает о моих героических деяниях?
— Тебе за них платят, — проворчал Пабджой. — А насчет славы уговора не было.
Увертываясь от автобусов, мы пересекли Парламент-сквер и вошли в здание министерства иностранных дел через служебный вход, со стороны парка. В кабинете министра сидел его секретарь Вивьен в неизменном костюме в полоску, с блокнотом на коленях и еще, кажется, сильнее ссохшийся Денверс тот тип с покалеченной рукой. Розовощекого военного и Киллигрю не было. Отсутствие Киллигрю меня огорчило, его злобность меня как-то даже вдохновляла.
Государственный секретарь, как обычно, излучал энергию
— Хелло, джентельмены, искренне рад видеть вас. Скажите, вам передали протоколы НАТО?
— Да. Благодарю вас, господин министр.
— Ну и как? Заполучить их было весьма трудно.
— Дело того стоило. Они оказались весьма полезными, пролили свет на некоторые детали…
— Я их просмотрел. Должен сказать — появление советского перебежчика, который угрожает назвать имя французского агента — довольно тревожный факт, как на ваш взгляд?
— На самом деле не так уж это страшно.
— Рад слышать это от вас, Эндрью. Но у меня все же неспокойно на душе. Что скажете, Денверс?
— Согласен с вами, — Денверс явно прикинул в уме, что заявить о своем несогласии означало бы дополнительные вопросы.
