Вот уж наконец дедушка напяливает чертячий костюм, взятый напрокат в костюмерной Театра Чехословацкой армии, что на Виноградской. Костюм и впрямь отпадный: рога полметровые, здоровенный хвостище и длинные черные космы — все по полной программе. Дедушка тоже ждет не дождется. Зачернить еще рожу, и все дела. Бабка — и та оробеет. Но ей что, сам черт ей не брат, в чертей она давно не верит. А и наберется страху, следом над собой посмеется. Вот Карлику — тому хуже.
Он в чертей верит.
— Карлик со страху в штаны накладет, — говорит дедуля (во всяком случае, мне теперь это так видится).
Бабулька смеется.
Они ведь задумали все лучшим образом: чем сильнее страх, тем больше радости. Пусть и Карлик наконец-то порадуется! Чулок за окном набит всякой всячиной. Еще и мандаринки туда просятся. Знаете, сколько за ними наша бабуля выстояла? Отгадайте. Час с четвертью. Знаете, как у нее болят ноги? Нынче, само собой, на очередь за мандаринами каждый положил бы с прибором, но в пятьдесят шестом люди до обалдения стояли. А что им оставалось, скажите?
— Мамочка! — кричит Карлик из комнаты. — Поди сюда!
Голосок у мальца уже довольно скрипучий.
— Он уже щас, должно, обкакался, — шепчет дед по-чертячьи.
— Щас не могууу! — кричит бабушка через стенку. — Посиди смирно.
Она и сама радехонька посидеть — ногам покой дать.
Тут звонит в дверь дедушкин дружок по работе. На голове у него бумажная шапка с золотым крестом, в руке посох, золотой фольгой обмотанный. А как же, все путем!
— Мамочка, я боюсь!
— Если ты был хороший, нечего тебе бояться!
Все трое смеются в свои натруженные ладони.
Стучат в дверь к соседке: нарядилась ли? — спрашивают.
— А как же, все честь по чести, вот только крылья опадают. Сейчас присобачу их, и готово, — успокаивает она.
Наконец дело сделано. Все в ажуре.
— Блблблблблбууу! — проводит дед генеральную репетицию.
Видок у него и впрямь отпадный.
Они идут. Звонят в колокольцы, гремят цепями.
Стучат в дверь гостиной, отпирают. Бабуля входит первая, не убирая с лица той придурошной победоносной улыбочки, которая застыла на ее лице с того момента, как ей взвесили мандаринки.
— Так где же наш мальчик? Принимай гостей…
Вопрос по существу — мальчика нигде нету.
Ну как же, вот он: из-под журнального столика выглядывают донельзя знакомые детские тапочки.
Скатерть стянута почти что до полу. Вазочка опрокинута.
Тишина, как после доклада Хрущева.
— Блблблблблбуууу! — гудит дед насколько мочи хватает.
Но зря старается. Когда подымают скатерть, воочию убеждаются, что мальчик в полном отрубе (а до этого он успел еще и обделаться).
Вот уж и впрямь словил кайф.
Бабуля бежит за водой, как в плохом фильме, дедушка с бригадиром воскрешают Карлика оплеухами. Наконец это им удается, однако они упускают из виду дедов офигенный костюм, и мальчик очухивается в объятиях самого что ни на есть рогатого черта. Вряд ли кто слышал, чтобы в таком крике надрывался ребенок.
Он аж посинел весь, истерично молотит ногами по полу, всех отталкивает. Даже свою мамочку, которая ради него час с четвертью простояла на площади Мира за мандаринками. Он стягивает на себя скатерть и остается под столом. В собственном дерьме.
Наконец силком его извлекают оттуда. Пока моют под душем, непрестанно суют ему под нос чулок с вкуснятиной.
— Вот, Карличек, орешки. Боже правый — да тут еще финики. Видать, ты хороший был, коль Микулаш столько подарков тебе надавал!
На крючке под носом у Карлика и орешки, и финики — он смотрит на них и не видит. А потом, измотанный, засыпает. Слава Всевышнему!
Однако ночью его снова находят под столом (и еще много-много раз во все последующие дни и годы).
Похоже на то, что под столом ему вроде бы приглянулось.
Правда, папахен?
С того времени, стало быть, святой Микулаш в нашей семье был под строжайшим запретом, но Рождество мы с фатером отмечали еще долго. С тех пор, как наши развелись, в Сочельник до обеда мы бывали только вдвоем, но к вечеру к нам всегда приходила сестрица, так что Сочельник мы праздновали все-таки с ней. Но когда она запала на этого Дртикола номер два и перестала приходить к нам даже под вечер в Сочельник, мы завязали и с самим Рождеством.
