Хряк бросил змея посреди двора и направился в трапезную, прихватив с собой царевну и коня. Наевшись и напившись (впрочем, большую часть съел и выпил Ванюша, выбравшийся из торбы на запах съестного, чему Хряк немало изумился, так как считал, что нечистая сила должна чураться святых мест), Хряк вызвал к себе заместителя игумена, которым оказался, к обоюдному восторгу, отец Андрон.
После взаимных объятий и дружеских тумаков Хряк спросил:
- Ты чего здесь делаешь, в глухомани такой?
- Грехи замаливаю.
- Какие ж у тебя грехи, святая душа?!
- Всякие! Один Бог без грехов. Я тут новый сан принял. Юродствую помаленьку!
- Ну, это дела ваши, духовные, - сказал Хряк. - А пока будешь игуменом.
- Как так игуменом?!
- Сказал, будешь - значит, будешь. Я у князя-батюшки правая рука, так что будь спокоен.
Новоиспеченный игумен обрадовался и вместо торжественного погребения покойного устроил мерзкую пьянку на свой обычный манер, которую шумно поддержали Хряк и Ванюша и к которой постепенно присоединились, поборов природную скромность, царевна и змей Горыныч. Напоили даже Соловья-разбойника.
Утром Хряк заявил Андрону о своем желании прославиться.
- Да куды тебе? - удивился Андрон. - И так уж славен! Змей вон! Рептилия! Страшный какой. Ишь как пьет-то, в три горла! Да и нехристь этот, Соловей!
- Да не то чтобы прославиться - увековечиться хочу. Для потомства, объяснил Хряк, искоса взглянув на царевну.
- А-а-а! Для потомства! Ну, это особа стать. Есть тут у меня один монашек, подкалымливает. Рублевым потому кличут. Ничего, усерный такой! Непьющий, правда. Ну, да тебе с ним не меды распивать.
- Вас как, до пояса или в полный рост? - спросил богомаз, возникший как из-под земли.
- Чего-чего? - недоверчиво переспросил Хряк.
- А может, бюст будем делать?
- Не, лучше икону! Только смотри, чтоб большую!
- Сделаем! Фас, профиль? Фон с пейзажем?
- С пейзажем! - сказал Хряк. - И спереду!
- Спереди, извиняюсь, змия не влезет.
- Тогда сбоку, и змея можно поменьше.
Считая дело улаженным, Домкратий повернулся, но живописец так не считал. Он вежливо тронул Хряка за рукав и улыбнулся.
- Какие деньги?! - заорал Домкратий и с разворота треснул его между ушей.
- Помилуйте, как можно, я не о деньгах, а о натуре, - пояснил оскорбленный монах.
- А-а! Так тебе натурой? - заревел Хряк и добавил со второй руки.
- Я просто хотел сказать, что вы должны!
- Я тебе ничего не должен, - отрезал Хряк.
Через полчаса они договорились. Домкратий резво ратал змея, гоняя его по двору. Змей, не желая рататься, увертывался и кричал человеческим голосом. Богомаз орудовал у мольберта, то и дело покрикивая:
- Левей! Змию придержите! Придержи, говорю!! Теперь пущай! Во дает! Господи помилуй!
Так прошел день и вечер. На рассвете увековеченный Хряк, простившись с Андроном, отправился в дальнейший путь. Дорога лежала перед ним заколодевшая и замуравевшая. Там, где не было муравы, находились огромные лужи с коричневой водой, затянутой ряской. Несмеяна, сидешая впереди (сзади она сидеть уже не могла), жаловалась на судьбу и головную боль. Между ушей у кобылы открылся стригущий лишай. Ванюша маялся животом после церковной пищи. Соловей-разбойник находился в процессе сезонной линьки; процесс усугубляла Несмеяна, выщипывая соловьиный пух для устройства перины. Хряк, полагаясь на чутье лошади, спокойно спал.
Разбудило его заунывное пение жаворонков и крестьян. Хряку во сне взгрустнулось, он рефлекторно ударил Несмеяну между ушей и проснулся. Перед ним по колено в земле торчал давешний крестьянин.
- Эге, да это мой беглый холоп Микулка! - заорала царевна. - Хватай его, Домик, век воли не видать!
Хряк приосанился и громко закричал:
- Держи вора!
- Житья не стало! - хмуро пробурчал Микула и ударил Хряка между ушей.
Домкратий пришел в себя от ночной прохлады. Роса конденсировалась на шеломе и стекала под кольчугу редкими холодными каплями. Хряк повертел головой, так как больше ничем повертеть не смог, и обнаружил, что проклятый мужик загнал его в землю по самую шею.
Внизу бился конь и хрипела Несмеяна. Контуженный Ванюша тихонько постанывал. Соловей-разбойник вообще не подавал признаков жизни, и Хряк уже начал за него беспокоиться.
