Вместе с тем калифорнийские монахи заискивали перед русскими. Монахи встречали гостей из Русской Америки колокольным звоном, как это делал отец Хуан в миссии св. Карла, или пушечными салютами со стен глинобитных крепостей. В те времена в Северной Калифорнии насчитывалось до двадцати францисканских миссий. Здесь все дышало средневековьем, показной пышностью, под которой скрывались нищета и убожество. Губернатор Новой Калифорнии сиятельный дон Пабло Винценто де Соло очень был рад, когда Баранов прислал сиу в подарок русские дрожки с хомутом, дугой и сбруей.
Монахи и королевские чиновники ничего не смогли сделать для овладения богатствами Калифорнии. Василий Головнин негодовал при виде сирой миссии Сан-Франциско, убого стоявшей на берегу залива, который бы мог быть одним из лучших портов мира. «Здесь бы надлежало быть главному областному городу...» – писал Головнин. Столицей королевской Калифорнии был тогда такой же захудалый Монтерей, перед которым Охотск казался огромным городом.
Русская предприимчивость толкала людей Росса на постройку верфи, где были спущены на воду первые корабли. Кусков посадил в землю Росса черенки винограда из Лимы. Картофель у Кускова собирали дважды в год, скот имел подножный корм в течение круглого года. Земледельцы Росса выращивали редьку, вес которой превышал один пуд. Сеяли пшеницу и ячмень. Шестьдесят коров, большое стадо овец, лошади и свиньи – все это было в Россе через пять лет после его основания. И росли «фермы» Росса на земле Калифорнии. Мы даже не знаем в точности, где именно стояли эти русские избы, огороженные частоколами. Историки Калифорнии у себя в Сан-Франциско гораздо больше, чем мы, осведомлены о русском прошлом страны. По их расчетам выходит, что «ферм» Росса было очень много. Нам хорошо известно, что па Ферлонских камнях, недалеко от миссии Сан-Франциско, почти у парка Золотых Ворот современного города, Иван Кусков добыл за шесть лет около девяти тысяч котиков. Здесь было постоянное поселение звероловов Росса. А сколько таких поселений было разбросано еще в горах, на морских берегах, на пашнях и лесных промыслах? Боязнь русского влияния заставляла отцов францисканцев закладывать новые и новые миссии вокруг залива Сан-Франциско. Но Сысой Слободчиков без рупора мог переговариваться с испанскими монахами из своего бревенчатого убежища у Золотых Ворот. Вряд ли это обстоятельство нравилось его преподобию Мариано Пейерасу, президенту монастырей ордена св. Франциска.
Полинезиец Каду сопровождал в те годы А. Шамиссо, исследовавшего Алеутские острова. Алеутский тойон разводил хлебное дерево и сладкий картофель на Гаваях. Якут Бурцев строил и чинил корабли в Новоархангельске. Креол Устюгов составлял карты севера Аляски.
Какая смесь одежд и лиц,
Племен, наречий, состояний!
В Новом Свете звучит громовое слово Державина, как прозвучит скоро голос Пушкина, которого Аляска знала, как знала и творения Гоголя и других русских гениев. Росли библиотеки на Кадьяке и в Новоархангельске. Баранов мог читать в «Вестнике Европы» перевод Николая Полевого о путешествиях Александра Макензи, ибо лучшие русские журналы привозились ежегодно в Русскую Америку.
Одним из последних подвигов Александра Баранова было исследование севера Американского материка. Баранов послал туда Петра Корсаковского, бесстрашного человека, который был способен пройти огромное пространство от Кенайского залива до реки Нушагак, в устье которой находили янтарь и Мамонтову кость. Креол Устюгов принес из этого похода первую карту реки и поморья. Отряд Корсаковского заложил крепость Александра на Нушагаке: начальником ее был Федор Колмаков, верный креол, старый соратник Баранова. Люди Корсаковского достигли также берегов великой реки Нового Света – Юкона, известного тогда под названием Квихпака. Но бедствия, которые уже нельзя было преодолеть, заставили отважных людей возвратиться обратно. Видно, велики были эти несчастья, которые не дали возможности Корсаковскому начать первые исследования Юкона, ибо в том же году гость Ситки лейтенант Рокфелл сказал: «Можно смело утверждать, что только одни русские в состоянии переносить подобного рода жизнь...»
