Я смотрел то на блестящую линзу камеры, то на искрящий экран перехода.
Ничто не может повредить – это здорово.
Но…
– Милана, стой! – закричал я, бросаясь к экрану, из которого, будто из болотистой воды, проступало ее лицо и руки. – Стой!
Я думал о том, что надо втолкнуть ее обратно. Что, пока хотя бы часть Миланы остается с той стороны экрана, – еще можно все исправить!
Меня подвела гравитация. Пусть мы не на Селене – теперь я был в этом уверен, – но даже на Луне сила тяжести слишком мала. Мой рывок пронес меня мимо экрана, а Милана, увидев это, сделала шаг вперед, попытавшись меня подхватить.
Экран за ее спиной погас.
Я заскользил по гладкому полу, затормозил, неуклюже поднялся. Посмотрел на Милану, основу Высшего, который должен принести в Галактику новый смысл… новый мир – без войн и крови.
– Что мы наделали… – прошептал я. – Что мы наделали…
Милана была в джинсах и рубашке, она коротко подстриглась (я вдруг понял, что это стрижка «под жницу», она неосознанно копировала Дарину). Она казалась напряженной, но улыбалась, явно пытаясь нас подбодрить.
– Максим, ничто в этой Вселенной… – повторила она.
– Милана… – Я встал. Посмотрел на Дарину – и увидел ужас в ее глазах.
Она тоже поняла.
– Мы уже не в той Вселенной.
Улыбка на лице Миланы медленно исчезала.
– Это ловушка, – сказал я. – Это мышеловка! Весь корабль был наживкой, и люди в него полезли. Их превратили в монстров. И они утащили Лихачева. Как наживку. Мы пошли за ним, Инсек знал, что мы пойдем…
– И сами стали наживкой… – прошептала Дарина. – Для тебя…
Она неловко подошла к Милане, обняла ее. И зарыдала.
– Подождите, это не обязательно так! – обнимая ее, сказала Милана. – Не обязательно! Нет, нет!
Поверх головы рыдающей Дарины она посмотрела на меня.
– Даринка, да не плачь ты…
– Прости, слезы сами льются… – пробормотала Дарина.
– Ребята, это невозможно! – Милана покачала головой. – Ни у Инсеков, ни у Прежних нет такой силы!
Краем глаза я уловил какое-то движение. Повернул голову.
И увидел Инсека.
Он сидел у входа в один из туннелей – огромный, маслянисто блестящий – и внимательно смотрел на нас. Потом заговорил своим мягким женским голосом, который мне даже приснился однажды в кошмаре.
– У нас нет таких сил. Но ты же знаешь, что в Галактике не один Высший.
Инсеки похожи, но они разные. Я не так много их видел: «нашего», сидевшего на Селене, мельком – одного в лагере на Саельме, ну и того, на Трисгарде, который очень хотел, но так и не решился отобрать у меня прозрачный кристалл.
В общем, этот, появившийся в корабле, был «наш».
Я вышел вперед, всматриваясь в него. Конечно, даже после второго Призыва я был ему не ровня, что уж говорить о моей нынешней форме.
Но мне показалось, что Инсек занервничал.
– Несмотря на конфликт при расставании, хочу напомнить, что ты мне симпатичен.
– Ты же назвал нас обезьянами, – сказал я.
– Наглыми обезьянами, – поправил Инсек. – Наглость свойственна млекопитающим. Ничего оскорбительного, это научный факт.
Я смотрел на него, не отводя глаз. Я хотел дать Милане время собраться с мыслями.
– На всякий случай уточню, что настоящего меня здесь нет, – сказал Инсек.
Он взмахнул передней лапой, и та легко прошла сквозь пол.
Я нагнулся, взял из ящика банку тушенки и швырнул в Инсека. Та пролетела сквозь глянцевую морду и укатилась в туннель.
– Меня обижают сомнения в моих словах. – Инсек сделал несколько шагов вперед. В движении он больше напоминал ящерицу, чем муравья. – Я лишь слепок личности. Мне очень неприятно это осознавать и признавать, но я малая часть того, кто был в этом корабле. Говоря понятным вам языком, я упрощенная копия в сознании корабля, голографическая проекция.
– И зачем ты здесь? – спросил я.
– Сообщить вам о вашей судьбе.
Милана мягко взяла меня за руку, отстранила, подошла к Инсеку. Я уже видел такое, только в тот раз в ней был Высший, а Инсек боялся пошевелиться от страха.
– Ты посмел нарушить приказ Высшего? – спросила она.
– Высшего тут нет, – сказал Инсек. – Максим все понял правильно. Вы в иной реальности.
– Но Высший остался в нашем мире, – сказала Милана. – Поверь, он будет крайне недоволен. Ваша цивилизация будет наказана, а нас он вернет.
