Накинув пальто, и подобрав сумки, мы побрели через лес. К счастью, таёжные навыки я не растеряла, и, ориентируясь по солнцу, придерживалась курса, уводящего нас всё дальше от приюта. Но очень скоро деревья впереди расступились, и мы увидели бетонный забор с возвышающимися за ним строениями и трубами, от которых шёл низкий и ровный гул.
– Что это? – спросила я Яринку хриплым шепотом – от жажды рот и горло словно кто-то выстлал наждачной бумагой.
– Какой-то завод, – так же ответила Яринка, – Нечего нам тут делать.
С этим я согласилась, и мы стали огибать забор на безопасном расстоянии, пока не вышли на дорогу. Дорога оказалась более узкой чем та, по которой мы двигались ночью, но прямой, как стрела, она упиралась в широкие ворота, возле которых (это мы увидели даже из леса) прохаживались мужчины в пятнистой камуфляжной форме. И это заставило нас повернуть назад, как красные флажки заставляют загнанных волков поворачивать навстречу пулям. Не то, чтобы мужчины в форме напомнили мне Белесого, но интуиция ясно подсказала – через дорогу нам не надо.
Мы снова двинулись вдоль бесконечного забора, но уже в обратном направлении, надеясь обойти внезапно возникшее на пути препятствие с другой стороны. Время перевалило за полдень, жара заставила нас снять пальто и нести их в руках, затрудняя и без того не слишком быстрое передвижение. А пить хотелось всё сильнее.
Забор в итоге не кончился, но повернул вправо, дав нам возможность встать на прежний курс. И мы шли пока низкое гудение не стихло позади, а высокие полосатые трубы не скрылись за верхушками сосен. Только тогда устроили привал. Честное слово, если бы у нас было чем перекусить, а главное что попить, привал показался бы намного лучше, почти как праздничный пикник в честь обретённой свободы. А так мы просто посидели на краю солнечной поляны, слушая птиц, и давая отдых гудящим ногам. Но даже отдохнуть толком не получилось, жажда гнала нас дальше, на поиски воды. И образ прозрачного звонкого ручья уже давно уступил место мечтам хоть о какой-нибудь луже. Сейчас мы бы и росу стали собирать в ладони по капелькам, чем пренебрегли утром. Но вся роса давно высохла.
Чувствовала ли я все эти часы радость от долгожданной свободы? Да, чувствовала, но она пряталась за усталостью, за жаждой, и за страхом быть пойманными. Пока мы не справились даже с половиной поставленных задач. Нужно было как-то протянуть ещё четыре дня, а в ночь на пятый добраться туда, откуда всё началось – почти к самому приюту, к нашему лесу, на перекрёсток дорог, где нас должна будет ожидать машина. А вот когда я сяду в эту машину, переложу заботу о себе и подруге на плечи друзей Дэна, других, тогда и порадуюсь от души.
Яринка тоже не выглядела счастливой. Да, она с интересом озиралась вокруг, шагала легко, и не жаловалась, но с её лба не исчезала тревожная складочка, а пальцы нервно подрагивали.
Ближе к вечеру мы снова вышли к забору, на этот раз деревянному, покосившемуся, с недостающими в нём досками. Из-за него виднелись такие же деревянные крыши и верхушки лиственных деревьев.
– А это что? – снова спросила я у Яринки, не узнавая своего голоса – он растрескался от сухости, как трескается земля, долго не видевшая дождя.
На этот раз она ответила не сразу, щурилась, прикрывая рукой глаза от солнца, жевала губы.
– Кажется, сады.
– Какие ещё сады? – не поняла я.
– Ну, вроде вашей деревни, – попробовала объяснить подруга, – Только люди здесь не живут, а приезжают летом, растят овощи, зелень, отдыхают.
– А здесь охрана есть?
– Сторожа должны быть.
Словно подтверждая эти слова, за забором залаяла собака, причём таким низким и густым голосом, которого я раньше не слышала. Наши маслятовские лайки были звонкоголосые как бубенчики, а этот лай больше походил на взрёвывание медведя.
Яринка изменилась в лице и попятилась.
– Ты чего?
Я это… – подруга нервно оглядывалась, – Собак боюсь. Меня кусали.
Я слегка пожала плечами. Меня тоже кусали пару раз, ещё меня царапали, лягали, бодали, и клевали – когда тесно общаешься с живностью, конфликтов не избежать. Но как можно бояться домашних животных, я всё равно не понимала.
