«Может быть, ты перепутала?» — спросил Петя. Но я не перепутала. Это был тот самый двор, та самая галерея, где мы с Лизой вырезали кукол, раскрашивали их остро заточенными карандашами, куклы были персонажами самых невероятных спектаклей, которые мы показывали единственному зрителю — Лизиному папе. Это был тот самый дом, но все в нем стало другим…
Из окон Лизиной квартиры были видны только ноги прохожих. Ботинки, края брюк или подолы длинных юбок. Лиза казалась мне самой красивой девчонкой на свете — принцессой Ледяной Горы. Почему Ледяной Горы? Сейчас это понять трудно. Принцесса Ледяной Горы должна была бы быть русой, светлоглазой, строгой, наверное. Лиза же скорее походила на Шахерезаду. В ушах золотые сережки, огромные карие глаза с длинными ресницами, губки бантиком…
— Неинтересно,— заявляет Аня,— лучше сразу сказку про принцессу!
— Если ты будешь перебивать, мама ничего не расскажет,— говорит Петя строго.— Не интересно — не слушай!
— Мамы у Лизы не было. Зато было множество бабушек и тетушек, с головы до ног одетых в черное. Надо сказать, я их побаивалась. Поначалу. Но потом я заметила, что у них добрые глаза, что они смотрят приветливо, и перестала бояться. Главным человеком в доме был Лизин папа — часовщик. Его ранило на фронте, он был без ног и сидел в коляске.
— В детской коляске! — смеется Аня. Разве взрослые катаются в колясках?
— Это другая коляска, помнишь, когда мы были в Кемери, то видели людей в креслах на колесах.
— Это такая, да?
— Да. Такая. В доме у часовщика, разумеется, было полно часов. Он был часовой доктор. Посмотрит на поломанные часы в специальное зеркальце — оно у него было на лбу…
— Приклеено? — не понимает Аня.
— Нет, у Лизиного папы вокруг головы, курчавой-прекурчавой, был бархатный обод гранатового цвета, на ободе — зеркальце.
— Как же он лбом смотрел?
— Ну и вредная ты, Ань, когда ты говоришь, тебя не перебей. Сразу обижаешься.
Аня затихает, натягивает одеяло на подбородок.
— Дом был полон часовых звуков — все тикало, куковало, трещало, било. Каких только там не было часов — с маятниками, с кукушками, огромные, совсем крошечные. Стоило Лизиному папе понять, в чем дело, почему часы остановились или неправильно показывают время,— он прикасался к ним маленькой отверткой, и, бывало, пружина вылетала из них с оглушительным треском. Он вставлял новую, закрывал крышку циферблата — теперь вещь исправна.
Еще у него было множество пузырьков с разноцветными маслами и жидкостями. – Это Анина страсть — пузырьки из-под духов и одеколонов. Она наполняет их водой, делает духи для кукол. Флакон из-под духов — величайшая находка и в нашем с Марой детстве. Какие сложные обмены мы осуществляли — три маленьких пузыречка на один большой флакон с притирающейся пробкой. Без пробки цена флакона резко падала…
— Что еще было интересным: черные старухи по очереди вносили в мастерскую чай в огромном подстаканнике, похожем на Девичью Башню. Одна несла чай, другая, следом за ней,— блюдце с сахарной головой. Сахар — гора. Осколок льда с горы. Так начиналась наша с Лизой эпопея про принцессу. Сахарная махина натолкнула нас на мысль сначала о Ледяной Горе, а потом и о ее принцессе. Очень скоро старухи выплывали из комнаты с пустым стаканом и нетронутым сахаром. Зачем они носили сахар туда и обратно? А может, кусок уменьшался и мы просто не замечали? Как сделать гору? Да просто одолжить сахар на время представления. Но Лиза сказала, что со сцены сахар не будет виден.
— У вас и сцена была настоящая? — Анино терпение лопнуло. Что-то мать рассказывает, да все не по делу. Когда же начнется настоящее — сказка? Меж тем темнеет, и пора сворачиваться, но теперь уже я не могу остановиться. Вижу все, как на экране.
— Сценой служил стол. В мастерской. А готовились к представлению мы за «галерейным» столом — длиннющим, во всю стену. Стол — это было наше царство. Бери что хочешь, делай что хочешь. Нужна пружина для мышачьего хвоста? Пожалуйста. Лизин папа отдавал нам отработанные железки, завитки стали. У нас был даже воск, мягкий, шоколадный, из него мы лепили. Лепили в основном просто так, для себя, театр же у нас был картонный, рисованный, вырезной.
