Более того, если не врать себе самой, то ей придется признаться, что она уже влюблена в него, и давно.
Возможно, с того момента, когда впервые увидела Эрика Торпа — десятого апреля, у него в офисе, войдя туда вместе с матерью, которой не давало покоя это распроклятое меню к свадьбе Ника.
Однако этим вечером в середине мая ей позвонила не мать. Позвонил ее отец, Дом Гранателли.
После закрытия магазина Эрик привез ее домой, чтобы она переоделась к ужину, но одеться ей не удалось.
— О, привет, папа. — Фрэнки вырвалась из объятий Эрика с такой скоростью, что едва не сшибла телефон с ночного столика. — Да, папа, у меня все прекрасно. Дела в магазине идут хорошо — ты ведь получил чек, который я послала?.. А, хорошо… Нет‑нет, никаких проблем, просто я ужасно… занята. — Она натянула простыню, чтобы прикрыть груди, словно Дом мог не только слышать ее голос, но и видеть ее пунцовое лицо. — Да, я знаю, что в пятницу мы справляем мамин день рождения. София звонила мне сегодня утром… Разумеется, я буду обязательно, папа, а ты как думал?
Она ощущала знакомое раздражение, пока отец опять говорил то же, что и всегда: она давно не заходила к ним в ресторан или домой, родные о ней беспокоятся, он знает, как это бывает, когда человек молод и не замечает времени. Но мама — дело другое. Она нуждается в том, чтобы видеться с детьми время от времени, верно?
— Пап, ну я же разговариваю с мамой по телефону раз по десять в день.
Главным образом об этом чертовом меню, из‑за которого они все могут угодить в психушку. Они с Эриком только что отработали двадцать третий вариант, но и он не удовлетворил маму.
Но разговор по телефону совсем не то же самое, что обед за одним столом, стоял на своем Дом. Они скучают по Фрэнки. И кроме того, добавил отец с лукавством в голосе, он слышал, будто существует некий молодой человек, с которым она встречается. Кто‑то из родственников случайно видел их в бакалейном магазине. Почему бы ей не приходить с ним, и чем чаще, тем лучше?
Вот, значит, из‑за чего он позвонил. Родственники сочли, что их лишают лакомого куска сплетен по поводу ее и Эрика.
Фрэнки подавила в себе досаду и раздражение, отвечала отцу уклончиво, стараясь не дать Эрику догадаться, о чем идет речь, хотя внутренне злилась на отца за вмешательство в ее личную жизнь.
Наконец Дом попрощался. Фрэнки швырнула трубку на место и шлепнулась обратно в постель, закатив глаза и испустив тяжелый вздох.
— Твой отец? — Эрик полулежал, опираясь на подушки и заложив руки за голову, и смотрел в потолок.
— Да. — Она все еще не успокоилась после телефонного разговора и сначала не заметила необычного напряжения в его голосе.
— Как я понял, он звонил по поводу дня рождения твоей матери.
— Да.
После нескольких секунд напряженного молчания она наконец повернулась, посмотрела на него и озадаченно нахмурилась. Он всегда был настолько уравновешен и добродушен, что она не сразу поняла, как он рассержен. Он тяжело дышал, а его губы были сжаты в тонкую линию.
— В чем дело, Эрик?
Но она уже и так все поняла, можно было и не спрашивать.
— Ты не собираешься приглашать меня с собой, чтобы познакомить с остальными членами твоей семьи, Фрэнки. Это так? Я здесь, в твоей квартире, в твоей постели вместе с тобой, но ты ни словом не обмолвилась отцу, что не одна.
Она разозлилась.
— А по‑твоему, я должна была сказать отцу, что в эту самую минуту ты лежишь со мной в постели? Да он тут же примчится сюда с дробовиком. Не глупи, Эрик!
Но она понимала, что он прав. Она действительно не хотела ни упоминать о нем, ни знакомить его с родными. Ей и в голову не приходило, что он до такой степени в курсе ее тактики уклонения и что его это так сильно задевает.
Внезапно ей стало жарко от ощущения неловкости и вины. Она протянула руку, собираясь погладить его по щеке, но он остановил ее стальной хваткой и повернулся к ней, и она увидела по его лицу и глазам, как ему больно и обидно.
Это удивило и испугало ее, и она залепетала, заикаясь:
— Дело не в том… просто они… мои родственники, Эрик, — ты должен понимать, как они это воспринимают…
