— Знать что?
…чем‑то гораздо более опасным. Уитни вздрогнула при виде холодной угрозы в его глазах. С возрастом лицо Люка приобрело выражение жесткости и надменности, и вся его фигура, казалось, излучала несгибаемую мощь. Такой не пройдет незамеченным. При этом он отнюдь не выглядел рекламным красавцем — нет, абсолютно!
Щеки и подбородок заросли щетиной, рубашка в пятнах пота, голубые джинсы протерты почти до белизны. И все же…
Какое‑то движение за плечом Люка привлекло ее внимание. Взгляд скользнул вверх, и голова пошла кругом.
Ребенок?
Он принес домой ребенка?
О да. Уитни постаралась трезво осознать факт: Люк Бранниген действительно вернулся домой с ребенком.
Она увидела крошечный кулачок, высунувшийся из‑за одного его плеча, — ребенок, наверно, сидел в чем‑то вроде рюкзака, — а затем и маленькое личико под кривовато надетой забавной голубой панамкой.
— Я повторяю, — резко произнес Люк, — объясните мне, что здесь происходит?
Он все еще ее не заметил; его прожигающий насквозь взгляд ни на секунду не отрывался от адвоката. Она повернулась, чтобы взглянуть на Эдмунда Максвелла. Но тот встретил ее взгляд молчаливой просьбой в глазах… и кивком в ее направлении. Уитни испуганно прижала руки к груди. Я? — беззвучно спросила она.
Максвелл кивнул.
Уитни нервно сглотнула. Ей хотелось сжаться в кресле, чтобы взгляд Люка Браннигена ее не нашел… Но выхода не было: в конце концов, она здесь ответственное лицо — по крайней мере до тех пор, пока не зачитано завещание и не назван новый хозяин поместья. Конечно же, им станет Люк. Он как‑никак Бранниген и, насколько известно, последний из их рода; так что, даже несмотря на их разногласие, Крессида не оставила бы поместье никому, кроме Люка.
Уитни сунула ноги обратно в туфли, разгладила руками юбку и встала, чтобы встретиться взглядом со своим заклятым врагом. Его глаза казались необыкновенно синими, на загорелом лице они сияли как сапфиры. Синие, как сапфиры, и холодные, как лед.
Он моргнул. Посмотрел на нее как на пустое место. Потом снова моргнул.
В ту же секунду Уитни поняла, что он ее узнал… И по усмешке, искривившей его губы, догадалась, что ничего не изменилось.
Между ними все осталось по‑прежнему.
Она глубоко вздохнула.
— Твоя бабушка умерла три дня назад. Похороны состоялись сегодня утром, а сейчас мистер Максвелл собирается зачитать завещание Крессиды, так что, если ты сядешь где‑нибудь, мы могли бы продолжить…
— Умерла? — Люк побледнел. — Значит, я опоздал…
— Да, да. — Бумаги в руках Эдмунда Максвелла задрожали. — К сожалению, ты опоздал. Итак… завещание. Все готовы слушать?
Люк был слишком потрясен услышанным, чтобы ответить.
Уитни кивнула и села. Сплетя пальцы на коленях, она изо всех сил пыталась забыть о присутствии этого человека и сосредоточиться на Эдмунде Максвелле.
Адвокат начал с зачитывания пунктов завещания, касающихся доли наследства кухарки и горничной, обеим было уже за семьдесят. Затем зачитал список наследников, также получивших незначительные суммы, — часть денег оказалась завещанной нескольким старинным друзьям, а кроме того, церкви и начальной школе Изумрудной долины.
— И Уитни Маккензи…
Уитни попыталась проглотить болезненный комок, вставший в горле. Что бы она ни получила, это наследство никогда не заменит ей женщины, которую она так любила. Она сморгнула, чтобы отогнать набегающие слезы, «…моей дорогой Уитни я оставляю поместье Браннигенов, виноградники Изумрудной долины и остаток состояния».
Все мысли в мгновение ока вылетели у нее из головы… кроме одного‑единственного вопроса, который метался в ее мозгу, вызывая головокружение: Почему не Люку?
Адвокат продолжал говорить, но она уже ничего не воспринимала, не способная справиться с чудовищностью того, что только что услышала.
— Мисс Маккензи?
Она чуть не подпрыгнула от неожиданности и поняла, что Эдмунд Максвелл закончил. И теперь стоял, наклонившись над ней.
— Моя дорогая, — сказал адвокат, — не проводите ли вы меня до двери… мне хотелось бы поговорить с вами… частным порядком.
Уитни с трудом удалось подняться, выжать из себя слабую улыбку, принимая поздравления от кухарки и горничной. Люка в комнате уже не было. Ушел ли он сразу, как стало ясно, что ему ничего не досталось? О Господи, сделай, чтобы так оно и было, взмолилась она.
