Трой сидел в кроватке, сосредоточенно пытаясь засунуть желтую пластмассовую кружку внутрь ярко‑красной несколько меньшего размера. Когда девушка подошла к нему, малыш поднял голову и не моргая уставился на нее.
— Здравствуй, котенок, — сказала Уитни.
Какое‑то время он молча смотрел на нее своими огромными синими глазами, словно решая, стоит ли она его дружбы.
Похоже, что она выдержала испытание.
Он уронил кружки и, ухватившись за вертикальную решетку своей кроватки, пыхтя и переваливаясь, неуклюже поднялся на ножки и попытался вцепиться в ее золотые локоны.
— Тебе нравятся мои волосы, шалунишка? — засмеялась она. — А мне очень нравятся твои. — Она ласково дотронулась до его макушки, наслаждаясь теплым детским запахом и шелковистостью его тонких волосиков. — Ты такой хорошенький, — прошептала она и скривилась. — Ну как у такого чудесного и сладкого малыша может быть такой отвратительный папочка!
Трой хмыкнул, словно понял, что она сказала.
Она посмотрела вокруг и покачала головой. Даже и без четырех огромных ящиков, доставленных сюда шофером, комната выглядела так, словно в ней разорвалась бомба. Старая полотняная сумка стояла рядом с платяным шкафом Люка, из которого кучей вываливалось все содержимое. Постель была не убрана, и несколько предметов одежды Троя валялось на ковре. Ей очень захотелось навести здесь порядок, но она сдержалась. Если Люку нравится жить в таком свинарнике, это его дело, а она не собирается за ним прибирать!
— Твой папуля, — снова повернулась она к Трою, который потерял интерес к ее волосам и плюхнулся опять на попку, — не только мерзкий тип, но к тому же и неряха! Кроме того, грубый и дерзкий… А когда он был мальчишкой, то за ним бегали все девчонки в долине… все, кроме меня! Он был известным сердцеедом… но даже в двенадцать лет я терпеть его не могла!
Трой насупил бровки, и Уитни улыбнулась.
— Ты считаешь, что я не права? Тебе, наверно, хочется, чтобы я сказала что‑нибудь приятное о твоем старичке? Ну ладно, вот что я тебе скажу. — Она выпрямилась, чтобы уйти. — Если когда‑нибудь я обнаружу в нем что‑то хорошее и достойное упоминания, обещаю, что расскажу тебе первому. Но думаю, что вряд ли это случится…
На следующее утро, когда Уитни появилась на кухне, Люк стоял у раковины и тщательно мыл противень из микроволновой печки.
— Вчера вечером, — он вытер поднос и водрузил его на место, — я придумал план.
Аромат поджаренного бекона еще витал в воздухе, смешиваясь с запахом свежего кофе; но, как увидела Уитни, кофейник был пуст… Пуст, вымыт и снова готов к употреблению. Неужели так трудно было приготовить кофе на двоих?
Уитни подавила вздох. Она даже собиралась обратиться к нему вчера вечером с этой просьбой. Перед тем как лечь спать, она столкнулась с ним у лестницы и была готова опуститься настолько, чтобы попросить об этом Люка, когда тот с гнусной усмешкой сказал:
— Я не был бы джентльменом, если бы не предупредил тебя, Уитни, что слышал всю твою болтовню. Когда ты в моей комнате сладко беседовала с моим сыном, через монитор я слышал все до последнего слова.
Она ахнула… и почувствовала, как ее щеки заливает румянец. Черт, что же она там наговорила? Он насмешливо улыбнулся.
— Ничего хорошего я от тебя не услышал. Но не волнуйся, наши чувства вполне взаимны.
Уитни кинулась вверх по лестнице, ощущая себя сейчас более круглой идиоткой, чем когда‑либо в жизни. Из‑за этого она отвратительно спала и сегодня утром встала совершенно разбитой. Весь ее организм настойчиво требовал свою порцию кофеина.
— Уитни, ты меня слышишь? Эй, ты здесь? — Люк помахал рукой у нее перед глазами. — Я говорю, у меня появился план…
Он уже обнаружил, что по утрам она всегда туго соображает. А сейчас у него была прекрасная возможность убедиться, что, пока она не влила в себя хотя бы одну чашку кофе, с ней вообще лучше не находиться рядом.
— А вчера вечером мы наметили план, — отрезала она, доставая упаковку фильтров из шкафчика. — И, согласно этому плану, в восемь часов утра духу твоего не должно быть на кухне!
— А что, уже восемь? — невинно осведомился он. — Надо же, как неудобно без часов!
