— А ТТ у тебя откуда? — политрук взял хлеб и не гляда протянул буханку солдату, стоявшему сзади.
Вот этого вопроса я явно не ожидал. Блин, ну почему мне не пришло в голову, что надо продумать даже эту мелочь? Я ведь кто? Судя по форме — боец РККА. И ТТ мне по званию никак не положен. Еще понятно как у меня оказался "парабеллум"… Понятно, что он трофейный и достался мне тем же путем, что и остальной немецкий хабар. Но я уже достал из кармана и положил рядом со своим остальным имуществом отечественный ТТ.
— У машины, где я очнулся, командир лежал… Младший лейтенант, вроде… — я попытался изобразить, что изо всех сил пытаюсь припомнить подробности. На самом деле, я лихорадочно пытался тщательно сформулировать свой ответ. Прямо как на экзамене — ответить так, что б из моего ответа не возникло дополнительных вопросов. Только здесь покруче чем на экзамене. Здесь 'неуд' ставят пулей в голову.
— …у него пистолет взял.
— Значит, винтовку свою ты не взял, а пистолет… — этот экзамен я провалил.
Похоже опять придется съезжать на контузию. 'Голова-предмет темный…' и так далее. А какие еще варианты?
— Так… Не знаю, товарищ младший политрук… Я плохо помню что до хутора было….
Терехин мне явно не поверил. Ну, не приказал меня арестовать — и чудненько. Все равно он меня подозревает.
— ТТ я забираю. У меня как раз патроны заканчиваются, так что он мне очень кстати. — покачал головой, но, глянув на лежащего неподалеку майора, решил прекратить допрос, положил пистолет и протянутую мной запасную обойму в карман и кивнул бойцам. — Странный ты какой-то… Ладно, посмотрим как дыльше будешь. Винтовку и патроны отдать, второй пистолет — Гримченко, гранаты распределите. А теперь с вами, девушка. Оля все это время так и стояла, переводя взгляд то на меня, то на Терехина, то на лежащего в беспамятстве майора. Когда политрук повернулся к ней, она, словно испуганная зверушка, сделала робкий шажок поближе ко мне. Она меня что теперь — ангелом-хранителем считает? Хотя, после того как я ее спас…
— Товарищ младший политрук, разрешите обратиться! — тот похоже немного опешил от такой смелости человека, которого несколько минут назад собирался пустить в расход.
Я обнаглел окончательно и кивнул в сторону:
— Я хотел бы поговорить с вами лично.
Мы отошли на несколько шагов и я продолжил:
— Товарищ младший политрук, разрешите девушке пойти с нами. — видя, что тот собирается отказать, я начал говорить с такой скоростью, с которой только мог, не давая ему вставить слово. — Ее деда немцы на хуторе на хуторе убили, а саму — насиловали. Убьют ведь ее, если туда вернется. И село ее рядом. Если туда пойдет, а фашисты как узнают, что она связана со смертью двоих солдат — опять же, убьют. Нельзя ее отпускать. А если допросят и она про вас расскажет?..
— Да куда ей с нами? — мой поток слов, похоже, до такой степени выбил чекиста из равновесия, что тот забыл даже про уставную форму разговора командира с бойцом. — Мы же по лесам, а потом через линию фронта…
— Потом, может, что-то придумаем. — раз ты решил не по уставу, позволим и себе вольность. — У вас ведь командир ранен, а девушка может помочь. Перевязать там… Приготовить что-то, опять же… И на разведку ее, если что, можно будет в село какое-то заслать по дороге. Немцы ж не заподозрят одинокую девушку…
Оля осталась с нами. Все-таки я уговорил Терехина. Да и она не протестовала. Сейчас девушка сидела возле носилок с раненым майором и, изредка бросая на меня косые взгляды, колдовала над его бинтами. Мужская же половина — я, четыре бойца и политрук — сгрудились вокруг горевшего в предварительно выкопанной ямке небольшого костерка. Да, Терехин тоже сидел с нами. Видимо, все же не такой уже он и зажравшийся тип — с рядовыми бойцами посидеть не брезгует. А то что требует вести себя исключительно по уставу и бдителен без меры — так работа ведь у него такая. Следить за моральным (и не только) обликом бойцов доблестной Рабоче-Крестьянской Красной Крмии, пресекая при этом всяческое разложение ее рядов и выявляя в них врагов трудового народа. Загнул, да? Это меня после ужина потянуло на философию. Мы только закончили поедать удивительно вкусный хлеб (я же никогда не любил хлеб!), запивая его водой, и теперь ловили уставшими телами остатки тепла, уходящего вместе с солнцем.