- Свят узор до ночи не нарежут, - ведка покачала головой.
- Ночь будут резать, - довольно грозно, - верно, заранее предвкушая ругань с наработавшимися за день парнями, - сказала тетка. Ведка не стала возражать.
- Тут село немалое, - властно сказала женщина, - семьи большие. На каждый дом по дню ладин выйдет. Да поля. Снова, у каждого надел, каждому благодать желанна. Да большой праздник – два дня, никак не меньше, после имени Нианетри до вечера отходить будешь. Надо же тебя селить куда.
Ведка помолчала. К этому она тоже привыкла. Она сгорбилась на скамеечке, перебирая шнурки своей сумки. Выгоревшие косы соскользнули на грудь. Нависая объемистым животом, рядом возвышалась гончариха.
- Кликать-то как тебя? - довольно, уже с хозяйским чувством спросила она.
- Аннайн, - полушепотом выдохнула жрица, – благословенна…
- Меня Раклайной, - кивнула та. – Родоведой я здесь. А село Пустым лесом называют, потому грибов окрест не водится, за грибами далёко ходим, за речку.
Ведка кивала в ответ. Все это она знала отлично, и не наугад стучалась в калитку не просто жены чтимой, но родоведы.
Раклайн замолкла, подняв взгляд над близкими лесными вершинами.
- Где же вы ладитесь, без святины? – очень мягко спросила ее ведка, но та все равно опустила глаза, с шумом выдохнув.
- Лесом, благословенна, - сконфуженно призналась родоведа.
- А зимой?
- Да как-нибудь…
- Не свято, - ведка позволила себе укоризну в голосе.
- Знаем, - недовольно сказала тетка. – Нам свят узор неведом.
- Двойным именем благословенна, - Аннайн разглядывала свои исцарапанные, коричневые от травяных зелий руки, - на свят узор и темен камень.
Раклайн оцепенела.
- Чего? – благоговейно переспросила она, сразу будто уменьшившись в размерах. – Далеко больно… до Вешней Земли-то.
- Земля вешняя кругом, - отозвалась ведка, не поднимая глаз.
Ведка шла вдоль улицы, запинаясь о нарытые тяжелыми коровьими и лошадиными копытами выбоины и кочки. Она никогда не спотыкалась в лесу, но лес не звал ее к себе так, как звали дома у дороги. Она не видела, хотя знала, что сейчас на опушке муж Раклайн с ее сыновьями и еще несколькими мужчинами селения роет глубокую землянку на пригорке, выбрав место посуше. Не слышала, но чувствовала, как все они, терзаемые желанием скверно высказаться, сдавленно мычат, кусая губы, будучи наслышаны о чутье ведок и силе гнева Рожаницы Иртенайн, ненавидящей материнское грязнословие.
Аннайн улыбалась. Происходящее не было противно милосердию, ибо учило владеть собой, и не было подлинной мукой, поскольку жгло только порок.
Кто-то догонял ее. Ведка спиной, острыми горячими мурашками знала о его сбившемся дыхании, ноющих суставах и больных зубах. Она не замедляла шага, потому что он – а это был пресловутый Ирзилук, она уже различала имя - еще не окликал ее, и она не могла его видеть.
- Госпожа! – долетел задыхающийся голос. – Это… Госпожа Аннайн!
Она обернулась.
- Мне родоведа казала свят узор нарезать, - выпалил он, остановившись. Наклонился, задохнувшийся, и воткнулся руками в колени. Был он еще совсем не стар, но изглодан болезнью. Она-то, болезнь, и тянула его набраться хмеля, а чтящая Хозяйку Раклайн прощала мастера. Ирзилук был мастером, - ведка чувствовала это, даже не умея объяснить. Разлад защемил у нее в горле и животе, и она поняла - можно.
Аннайн молча рассматривала Ирзилука, который все никак не мог отдышаться. Он почти стонал, озлобленный на свою немощь, и жал руками под ребра, пытаясь совладать с дыханием. Боялся, как бы хожалая ведка не обиделась, как бы не надоело ей стоять, глядя на никчемного калеку... Хожалая ведка не шевелилась.
Тихо звала ту, что всегда таилась в уголке сердца.
Ведки всегда говорят негромко. Не оттого, что слабы телом, - сил у худенькой ведки может быть не меньше, чем у здорового мужчины, да редкий здоровый мужчина выживет после Имени Нианетри, и если выживет – мало полгода будет не работник, а для ведки это обычное дело… Не оттого, что мучительно застенчивы или пугливы, хотя так часто кажется людям.
Немыслимо заглушить этот тишайший напевный голос, живущий внутри.
