А между тем печально у ворот
Всю ночь собаки выли напролет,
И, что страшнее этого, ребенок
Весь в волосах был, точно медвежонок.
Старухи говорили: это знак,
Который много счастья обещает.
И про меня сказали точно так,
А правда ль это вышло? — небо знает!..
Хотя и писал Александр Блок, что биография у Лермонтова нищенская, не за что зацепиться, но с другой стороны, более половины его лучших произведений явно автобиографические. О чем бы он ни писал, он писал свои ощущения, свои впечатления от жизни. От «Героя нашего времени» до «Демона», от «Сашки» до «Маскарада». Незачем слепо уравнивать Печорина или Арбенина с самим поэтом, но и не замечать автобиографические черты тоже нелепо.
Вот так он и родился в ночь со 2 на 3 октября 1814 года. И хорошо, что в Москве, еле выходили Машеньку, случись роды в Тарханах, всё могло бы кончиться хуже. Заодно повивальная бабка, самая знаменитая в Москве, предсказала младенцу: быть ему великим человеком. Впрочем, она и жен ему будущих наобещала. Как всегда, все предсказанное надо делить пополам. Две няньки не отходили от колыбели, кормилица, здоровая и крепкая, охотно кормила младенца. Нынешние ненавистники Михаила Лермонтова и эту, обычную, тривиальную для дворянских семей XIX века процедуру поставят в упрек поэту. Дочка кормилицы умерла, не дожив до трех лет. И вот пишут, мол, мать все свое грудное молоко отдавала маленькому Мишелю, а собственную дочку держала голодной. Это полнейшая чушь. Для дородной деревенской женщины, уже имеющей детей, не только двоих, но и троих детей накормить не в тягость. А помирали в те времена дети и у крестьянок, и у цариц почти одинаково. И уж кормилице поэта бабушка щедро выделила и земельный надел, и крепкий дом. До конца дней своих Михаил Лермонтов вспоминал ее добрым словом. Из Москвы в Тарханы ехали по санной дороге уже ближе к весне 1815 года, взяв с собой и московского доктора, и бонну-немку Христину Осиповну Ремер.
В Тарханах Маша серьезно заболела. Оказалось — чахотка, самая безнадежная в то время болезнь. Не помогали ни врачи, ни деревенские бабки. Радовал сыночек, которому и напевала свои песенки. Супруг часто уезжал то в Москву, то в Кропотово. Он хотел и всю семью перевезти в Москву, уверял бабушку, что в Москве Машеньку и вылечат быстрее, но бабушка была категорически против. Тут хоть она за доченькой смотрит, а в Москве здоровый и красивый мужчина быстро забудет про больную жену. 25 января 1817 года М. М. Сперанский писал Аркадию Алексеевичу Столыпину: «Племянница ваша Мария Михайловна Лермонтова весьма опасно больна сухоткою или чахоткою. Афанасий и Наталья Алексеевна отправились к ней, т. е. сестрице вашей, в деревню…»
Афанасий Алексеевич Столыпин был любимым дядей замкнутой и нелюдимой Марии Михайловны, с ним ей становилось веселее. «…Он друг был твоей матери…» — писала позднее М. Ю. Лермонтову бабушка.
В феврале 1817 года Мария Михайловна от чахотки умерла.
Лермонтову после смерти матери было 2 года 4 месяца.
В той же полуавтобиографической поэме «Сашка» у него есть такие строки:
Он был дитя, когда в тесовый гроб
Его родную с пеньем уложили.
Он помнил, что над нею черный поп
Читал большую книгу, что кадили,
И прочее… и что, закрыв весь лоб
Большим платком, отец стоял в молчанье.
И что когда последнее лобзанье
Ему велели матери отдать,
То стал он громко плакать и кричать…
Смерть дочери глубоко потрясла Елизавету Алексеевну. Она не хотела жить в доме, где произошла трагедия. Дом был снесен, а на его месте Арсеньева построила церковь Марии Египетской. Для себя же с внуком поставила в саду одноэтажный деревянный дом с мезонином, обшитый тесом, с балконами, незамысловатыми наличниками, с крылечком вместо парадного входа. Елизавета Алексеевна как опытный психоаналитик отгораживалась от трагедий, наполнявших ее жизнь. Поэтому и уехала из Тархан на два года после смерти любимого мужа, поэтому и уничтожила обширный барский дом, чтобы ничего не напоминало ей о дочери, поэтому и позже раздала абсолютно всё из дома, что напоминало ей о погибшем внуке. В том числе все его рукописи и альбомы. Хорошо, что другие многое сохранили.
