Все-таки непонятно: пугачевцы ушли, могла бы кормилица и прямую родню малыша дождаться. Им и решать, как назвать младенца. Как-то всё перепутано: тут и Пугачев, тут и своенравная кормилица, тут и Соломон… Нагромоздили с преувеличением: могли ведь родители без всякого Пугачева просто назвать по святцам Соломоном, и всё. Мало ли было среди дворян и Марков, и Руфин, и Исааков. В святцы заглянули, так и назвали. В конце концов, и Иван — древнееврейское имя. Ощущение такое, что кто-то из Мартыновых уже 200 лет усердно оправдывается. И за Соломона, и за Соломонова сына Николая Соломоновича, обыкновенного российского обывателя, возмечтавшего о генеральской карьере и литературной славе. Как вспоминает В. А. Бельгарт: "…был очень красивый молодой гвардейский офицер, высокого роста, блондин с выгнутым немного носом. Он был всегда очень любезен, весел, порядочно пел романсы и все мечтал о чинах, орденах и думал не иначе как дослужиться на Кавказе до генеральского чина".
Я не собираюсь утверждать о существовании некоего царского заговора с целью убийства Михаила Лермонтова, хотя никак нельзя отрицать, что его гибель вполне устроила и императора Николая I, и Бенкендорфа, к тому времени, к 1841 году, уже крайне отрицательно относившихся к поэту, но внимательно за ним следящих. Не случайно же так быстро Николай Мартынов был прощен, а о самой дуэли запрещалось что-либо писать лет тридцать. Сборники стихов выходили, и никакой биографии поэта.
Недоброжелателей у Лермонтова хватало и при жизни, и в самом Пятигорске было кому раззадорить на дуэль Николая Соломоновича.
О самом Мартынове рассказывают много историй. Но все лет через тридцать-сорок после дуэли. Чему верить, чему не верить, решает каждый по-разному, согласно эпохе, личному отношению к Лермонтову и таланту исследователя. Впрочем, и о самой дуэли мы имеем или официальную версию государственного обвинения, в которой почти всё — неправда, все дружно оправдывали Мартынова, или рассказы Мартынова и еще одного ненадежного свидетеля — князя Васильчикова, и то, как правило, в передаче их родственников и знакомых.
Вот, к примеру, кинорежиссер Андрей Кончаловский как-то разговорился с графом А. А. Игнатьевым, автором известной книги воспоминаний "Пятьдесят лет в строю". Тот ему и рассказал о своей встрече в Париже с Мартыновым: "…Мне было уже пятнадцать лет, и я был страшно поражен, что слышу о Лермонтове, как о ком-то лично знакомом говорящему… Я встречал Мартынова в Париже. Мы, тогда молодые люди, окружили его, стали дразнить, обвинять:
— Вы убили солнце русской поэзии! Вам не совестно?!
— Господа, — сказал он, — если бы вы знали, что это был за человек! Он был невыносим. Если бы я промахнулся тогда, то я бы убил его потом… Когда он появлялся в обществе, единственной его целью было испортить всем настроение. Все танцевали, веселились, а он садился где-то в уголке и начинал над кем-нибудь смеяться, посылать из своего угла записки с гнусными эпиграммами. Поднимался скандал, кто-то начинал рыдать, у всех портилось настроение. Вот тогда Лермонтов чувствовал себя в порядке…"
Молодой граф Игнатьев чувствовал, что Мартынов говорит вполне искренно. Он до конца дней своих ненавидел Лермонтова. Из уст его родственников (А. Н. Норцова и др.), из уст его друзей и покровителей и шла молва о несносном характере Михаила Лермонтова.
Я вполне верю рассказу графа Игнатьева. Именно так и сваливал всю вину за дуэль на Михаила Лермонтова этот "несчастливый счастливец" Николай Мартынов. Как-то он написал в одном из своих подражаний Лермонтову:
Глухая исповедь, причастье,
Потом отходную прочли:
И вот оно, земное счастье…
Осталось много ль? Горсть земли…
Я отвернулся, было больно
На эту драму мне смотреть;
И я спросил себя невольно,
Ужель и мне так умереть…
Нет, никак не хотел умирать Николай Соломонович, ни на дуэли, ни позже. Сначала за дуэль Николай Мартынов был приговорен к разжалованию и заключению в крепость. Затем заключение отменили, заменили вроде бы суровым пятнадцатилетним церковным наказанием. Но не где-нибудь в Сибири, а в стольном граде Киеве. После его просьб о помиловании уже в 1846 году, спустя четыре года Святейший синод пожалел "несчастного убийцу" и отменил епитимью. Ничего не стоят настойчиво публикуемые слухи о его покаянии и чуть ли не монашеском образе жизни, о его ежегодных панихидах по Лермонтову. Все эти сведения от родственников убийцы.
