Лермонтов: Мистический гений - страница 108

Шрифт
Интервал

стр.

Вот так же и по отношению к самому Лермонтову у людей, долгое время чуждающихся его из-за испорченной светской репутации, вдруг наступал момент просветления, и дружеские чувства объединяли ранее сторонившихся друг друга людей.

Не столь часто, как Карамзиных, посещал Михаил Лермонтов и литературный салон Александры Осиповны Смирновой-Россет. Написал он и в ее альбом в 1840 году, во время одной из встреч свое посвящение:

В простосердечии невежды
Короче знать вас я желал,
Но эти сладкие надежды
Теперь я вовсе потерял.
Без вас хочу сказать вам много,
При вас я слушать вас хочу;
Но молча вы глядите строго,
И я в смущении молчу.
Что делать?… Речью безыскусной
Ваш ум занять мне не дано…
Всё это было бы смешно,
Когда бы не было так грустно.

"Софи Карамзина мне раз сказала, — вспоминает Смирнова, — что Лермонтов был обижен, что я ничего ему не сказала об его стихах. Альбом всегда лежал на маленьком столике в моем салоне. Он пришел как-то утром, не застал меня, поднялся вверх, открыл альбом и написал эти стихи" [45].

Как видим, были у поэта в Петербурге и верные друзья, и любимые подруги, были поклонники его таланта, были товарищи по военной службе, и всё же они растворялись на шумных многолюдных придворных балах, где царило уже совсем другое настроение, где ценили не талант, не мужество, не честь, а чины и приближенность к императору. Оттуда и шла неприязнь к дерзкому характеру поэта.

Под Новый, 1840 год Лермонтов был на маскарадном балу в Благородном собрании. Присутствовавший там А. И. Тургенев наблюдал, как поэту "не давали покоя, беспрестанно приставали к нему, брали его за руки; одна маска сменялась другою, и он почти не сходил с места и молча слушал их писк, поочередно обращая на них свои сумрачные глаза. Мне тогда же почудилось, — пишет Тургенев, — что я уловил на лице его прекрасное выражение поэтического творчества". В результате написалось вновь возмутившее всех стихотворение "1 января".

Блистали светские красавицы, но не было видно его друзей, офицеров. Дикий русский зверь оказался в нерусской придворной клетке. Как тут было ему не надерзить этим августейшим маскам, притворившись незнанием и мальчишеской наивностью. А наутро, выйдя из клетки, на бумагу сами собой рванулись такие же дерзкие, вольные слова:

Как часто, пестрою толпою окружен,
Когда передо мной, как будто бы сквозь сон,
При шуме музыки и пляски,
При диком шепоте затверженных речей,
Мелькают образы бездушные людей,
Приличьем стянутые маски,
Когда касаются холодных рук моих
С небрежной смелостью красавиц городских
Давно бестрепетные руки, —
Наружно погружась в их блеск и суету,
Ласкаю я в душе старинную мечту,
Погибших лет святые звуки.

Это уже беспощадный суд над всем холодным салонным петербургским обществом, где лишь как редкие вкрапления видны были чистые человеческие души. Но это не простое озлобление, не отчаяние от безнадежности, это борьба пророка с царством тьмы. И пусть пророку всего 25 лет, у пророков нет возраста. Он сам с виду казался одним из них, из этих светских теней, да и вел себя часто согласно правилам света, но сидевшее в нем небесное, божественное поэтическое начало звало на борьбу, вызывало ненависть к самолюбивому, бездушному обществу. И в нем вновь поднималась вся нелюбовь к холодному придворному Петербургу.

Когда ж, опомнившись, обман я узнаю
И шум толпы людской спугнет мечту мою,
На праздник нёзваную гостью,
О, как мне хочется смутить веселость их
И дерзко бросить им в глаза железный стих,
Облитый горечью и злостью!..

Стихотворение это, названное "1 января", он отнес к Краевскому, и оно появилось в первой книжке "Отечественных записок" за 1840 год. В том же январе, под тем же впечатлением пишет он еще одно свое горькое и разящее стихотворение "И скучно и грустно". Оно было опубликовано 20 января в "Литературной газете", которую выпускал тот же Краевский. И вновь он вызвал недовольство государя императора и его верного слуги графа Бенкендорфа. Впрочем, Петербург изначально, с первого же приезда не стал для него близким городом, хотя и прожил Михаил Лермонтов, если сосчитать всё вместе, в этом городе чуть более семи лет. Да и Петербург платил и платит до сих пор ему той же отчужденностью.


стр.

Похожие книги