«Я сделаю еще одно замечание, касающееся вообще до экипировки войск. – пишет Дмитрий Аркадьевич в воспоминаниях о Крымской войне. – Один раз генералу Веймарну (Дмитрий Аркадьевич – ординарец Веймарна. – А.М.) нужно было… ехать в главную квартиру с донесением; утомившись после долгой езды, мы взобрались на гору, откуда было видно место, где должна была стоять сотня казаков. Несмотря на начавшийся сумрак… мы при внимательном осмотре заметили белую точку; усугубляя на этот пункт внимание, мы могли рассмотреть, что это была белая лошадь, а продолжая смотреть в ту же сторону, мы различили и других лошадей. Таким образом, белая лошадь открыла нам казаков, поставленных в секрете. В мирное время серые лошади и вообще блестящее в амуниции у многих считаются весьма красивыми; но в военное время… это решительно не годится. Для форт-постов казачий полк на серых лошадях казался бы непригодным; то же самое можно сказать и о легкокавалерийском полку той же масти, для аванпостной службы».
Казалось бы, мелочь, но сколько в ней характерно столыпинского! И чисто столыпинский метод постижения истины, и чисто столыпинское пренебрежение к внешнему и блестящему, и – опять же – столыпинское умение в частности видеть общее (как будто у Столыпиных была не одна, а две пары глаз – с телескопическим и микроскопическим устройством хрусталика).
Не отдохнула богатая столыпинская природа и на другом брате Елизаветы Алексеевны – Дмитрии, родном деде легендарного премьер-министра Петра Аркадьевича Столыпина. Участник войны 1812 года, талантливый и думающий генерал, командир одного из корпусов Южной армии, активно вводивший в своих частях «ланкастерское обучение» солдат и нижних чинов, Дмитрий, как и Николай, был еще и военным теоретиком, регулярно выступавшим с учеными статьями в «Артиллерийском журнале».
В бумагах Александра I сохранилась запись: «Есть слухи, что пагубный дух вольномыслия или либерализма разлит или, по крайней мере, сильно уже разливается и между войсками; что в обеих армиях, равно как и в отдельных корпусах, есть по разным местам тайные общества или клубы, которые имеют притом секретных миссионеров для распространения своей партии». Далее следуют имена секретных миссионеров, среди которых и имя генерал-майора Дмитрия Столыпина.
Дмитрий Алексеевич скоропостижно скончался в возрасте сорока лет 3 января 1826 года, и первый биограф Лермонтова П.А.Висковатов связывает смерть двоюродного деда поэта с арестами лиц, причастных к восстанию 14 декабря.
Аркадий Алексеевич Столыпин, обер-прокурор Сената, умер несколькими месяцами ранее. По-видимому, и он был так или иначе связан с декабристами. Николай Бестужев показал на следствии, что покойный А.А.Столыпин одобрял тайное общество, и высказал предположение, почти уверенность: только смерть помешала сенатору действовать в нынешних обстоятельствах вместе с ними. Сведениями более точными мы, к сожалению, не располагаем. Но, во-первых, Николай Бестужев – не из тех, кто не отвечает за свои слова. Во-вторых, Аркадий Столыпин, понимавший службу как служение отечеству, независимо от того, как он относился к идее насильственного переворота, не мог не одобрять перспектив, которые сулила столь радикальная перемена в гражданской жизни россиян. Ведь перемена эта давала выход и его честолюбию, увлекая возможностью наконец-то подключить свою энергию и свой деятельный ум к настоящему государственному делу.
Словом, лидеры декабризма в случае захвата власти несомненно рассчитывали на сотрудничество и деловые качества как адмирала Мордвинова, так и его энергичного зятя. Об этом точнее, чем подследственные показания Бестужева, свидетельствуют стихи Рылеева, обращенные к сиротам Аркадия Алексеевича: «Пусть их сограждане увидят / Готовых пасть за край родной, / Пускай они возненавидят / Неправду пламенной душой. / Пусть в сонме юных исполинов / На ужас гордых их узрим / И смело скажем: знайте, им / Отец Столыпин, дед Мордвинов».
Как человека в высшей степени независимого от «общего мнения» характеризуют Аркадия Алексеевича Столыпина и его отношения с Михаилом Михайловичем Сперанским, с которым Александр I, по ироническому замечанию князя Петра Долгорукова, некоторое время занимался «мечтами конституционными».
