Слышится медленное унылое шлепанье ног – словно старуха, волоча кошелку с хлебом и зеленью, тащится с рынка. Человек в шлепанцах выходит из-за угла – это Фернели, длинный, несуразный, грязные волосы прилипли к черепу, рубашка выцветшая, кожа восковая, цвета белой ночи.
Его воспаленные глаза посматривают по сторонам, бросают взгляд назад – не идет ли кто следом. Он осматривает грунтовую дорожку, ведущую к гаражу. Она пуста, если не считать москитов, роящихся над лужами, и рыжей собаки – она всегда выбегает ему навстречу. И теперь она с тявканьем бежит за ним по пятам, и он отгоняет ее камнем.
Уже который месяц он использует это место для тайного хранения автомобиля, и все время без проблем. Оно ему нравится – удачно скрытое внутри рабочего квартала, на пустынной улице, где нет любопытных соседей. Машина, старая и неброско покрашенная, не привлекает внимания. Это не боевое авто, но оно исправно служит ему, чтобы перемещаться незамеченным. Он назвался чужим именем и не имеет примет, по которым охранник мог бы что-то заподозрить. Просто нет причин подозревать. Он его и не опознает: ведь он его никогда раньше не видел. И сегодня все идет, как всегда. Никого и ничего. Фернели подводит итог наблюдений: «Ничегошки, только мошки».
На этот раз он ошибается. Скрытые за окнами, прицелы снайперских винтовок держат его в центре перекрестий и ведут вниз по улице до самого гаража. Несмотря на весь его опыт партизана, карателя и киллера, на все навыки выживания в тюрьме, в горах и в подполье, ничто не настораживает старого лиса в эту беспечную минуту, и он идет прямо в пасть волку – одинокий, беззащитный и доверчивый, как дитя в день первого причастия.
Его держат на мушке, но не стреляют: таков приказ шефа. Все понимают, что один точный выстрел, пробивающий навылет грудь, положил бы конец всему делу без лишних хлопот. А то хватило бы одной бомбы в машине, чтобы Фернели взлетел на воздух. Но это не устраивает Нандо Баррагана.
– Для Нандо убивать было искусством и призванием, как для тореро сражаться на арене или для священника служить мессу.
– Таковы уж были Барраганы. Старого закала.
– Трижды в этот день Нандо оставлял в живых Фернели, убийцу своих братьев. Эти три раза стали так же известны на Зажигалке, как три искушения Христовы или три волоска дьявола. Мы знали их назубок, первый, второй и третий, и все-таки нам не надоедало рассказывать и слушать о них.
– Как же это было в первый раз?
Укрывшись за стеной, неподвижный, как камень, Нандо разглядывает долговязого бесцветного субъекта, входящего в гараж. Это в самом деле Фернели? Да, это он, именно такой, каким он и представлял его в своем мстительном бреду, только волосы пожиже и взгляд более кислый. Это он, нет сомнения: татуировка на руке «Господь и мать родная» метит его, как раба – господское клеймо. Нандо стоит так близко, что слышит его сыпучее дыхание и ощущает кислый несвежий запах пота. Он изучает его со скрупулезностью специалиста. Он пристально разглядывает его по-монашески тощее убогое тело, отмечает жестокую хваткость его пальцев с утолщенными суставами, угадывает, как зудят его пораженные хронической инфекцией глаза. Он замечает короткий ствол у него на поясе, под грязной рубахой.
Не зная, что за ним наблюдают, Фернели подходит к охраннику. Он говорит ему: «Как житуха, голова-два-уха?», протягивает квитанцию, берет у него ключи, проводит платком по своим слезящимся глазам, садится в «Форд», открывает окно, прогревает мотор, дает задний ход, разворачивается, поворачивает машину к выезду с улицы. «Мерси, пардон, я вышел вон», – говорит он.
– Прошло десять долгих минут с того момента, когда Хольман Фернели вошел в гараж, до того, когда он из него вышел. Если Нандо не убил его, то потому, что чтил старое воззрение, согласно которому врагу не расставляют ловушек: прежде, чем стрелять, следует предупредить. Так он в первый раз оставил его в живых.
– Как же это было во второй раз?
Хольман Фернели выезжает на улицу на своем бело-красном «Форде», Нандо Барраган трогается следом на своем «Сильверадо» цвета серый металлик. Он приказал Пташке Пиф-Паф, Симону Пуле и Кудре не сопровождать его: говорит, что на войне мужчина с мужчиной должны сходиться один на один.
