Теперь уже Мендес не понимает ничего, кроме собственного, подавляемого им, стремления обнять эту удрученную беременную женщину, беззащитную и прекрасную, – чтобы защитить ее, чтобы помочь ей найти выход, чтобы почувствовать ее подле себя, и вытереть платком ее покрасневший носик, и погладить ее мягкие блестящие волосы, которые при каждом всхлипе вздрагивают так неукротимо, так притягательно.
И он, пожалуй, так бы и сделал, глухой к последним робким предостережениям инстинкта самосохранения, уже почти побежденного привлекательностью жены Мани Монсальве, не появись на террасе старуха Йела – в одной руке у нее ведро, в другой половая тряпка, она кричит, что кухню затопило.
Перейдя без подготовки от трагедии к комедии, Алина и Мендес мчатся за старухой и пробираются среди луж к трубе под мойкой, откуда вода хлещет, как из шланга. Адвокат снимает ботинки, закатывает брюки, ищет вентиль, закрывает его и выходит из воды никак не сказать, что сухим, но торжествуя победу.
Благодарная, мокрая с ног до головы и вмиг освободившаяся от своей тоски, Алина извиняется перед Мендесом за причиненное беспокойство и предлагает ему горячую ванну и длинный халат, пока Йела просушит его одежду в сушилке и выгладит. Адвокат соглашается и думает: «Одного не хватает, чтобы сейчас вошел Мани и застал меня в подштанниках». Алина удаляется в свою комнату переодеться, и спустя полчаса они снова встречаются на террасе и приходят к выводу, что единственный способ спасти воскресный день, подмоченный слезами и наводнением, – это отправиться на выставку экзотических цветов, – Алина уже несколько дней хочет ее посетить, да не может собраться с силами.
Они едут в ее автомобиле, он – за рулем. Они приезжают на выставку и обходят оранжереи, Алина восхищается необычностью орхидей и ирисов, а Мендес, сам того не сознавая, одержим ужасом, и поглядывает назад, не идут ли за ними люди Мани.
Когда они оказываются перед плотоядным зевом орхидеи рода одонтоглоссум, Алине становится нехорошо от нехватки кислорода и от густого цветочного запаха, она вцепляется в руку адвоката и просит его выйти на воздух. Они находят прохладный патио, с каменным фонтаном в центре, и сидят на бортике фонтана, пока Алина не приходит в себя и не заявляет, что она ужас как голодна.
Они останавливают выбор на итальянской кухне и едут в веселенький, оформленный в зеленых, красных и белых тонах, ресторанчик, где берут лазанью,[58] белое вино и мороженое. Адвокат, у которого всегда отменный аппетит, чувствовал бы себя совершенно счастливым, если бы его то и дело не охватывал страх – как отреагирует Мани, узнав о разделе имущества, об орхидеях, о лазанье. А он узнает об этом, можно не сомневаться, и скорее рано, чем поздно.
В маленьком кафе на свежем воздухе они пьют красное вино, чтобы прогнать дремоту, навеянную белым. Затем входят в торговый центр и медленно бредут по нему без особой цели. Алина с удовольствием разглядывает витрины, а Мендесу со страху чудятся шпионы на каждом углу.
В отделе игрушек Алина покупает для малыша заводную обезьянку и музыкальную шкатулку, а Мендес, которому временами удается забыть про Мани в восхитительном обществе этой женщины – она начинает нравиться ему больше, чем следует – просит ее пойти с ним посмотреть пластинки. Они обсуждают свои музыкальные пристрастия и смеются, довольные, всякий раз, когда эти пристрастия совпадают.
Они останавливаются перед кинотеатром, разглядывают афишу и он не может справиться с искушением спросить ее, не желает ли она войти. Однако он чувствует успокоение, когда она отвечает «нет», она уже устала и ей надо положить нога повыше. «Тем лучше, раз так, я отвезу ее домой и, быть может, спасусь», – думает Мендес, но тут же на него нападает нестерпимое желание побыть с ней еще. Он еще не успевает сообразить, что бы предложить ей такое, что не прозвучало бы неуважительно и бестактно, когда слышит ее голос:
– Лучше поехали домой и посмотрим «Бета-макс». – Он живо представляет, как Мани вламывается в квартиру с пулеметом и разносит ее в щепу, но отвечает:
