Он спрашивает:
– Что случилось?
– Ничего, – отвечает она, и Мани тут же понимает, что стряслось нечто серьезное.
Она в брюках и в шелковой, светлой и просторной, блузе, сандалии позволяют видеть ее ножки, столь же белые и совершенные, как у мраморной статуи. Лицо не накрашено, и заметные круги под глазами говорят о том, что ночь она провела в борьбе с черной кобылой своих кошмаров. Подобранные волосы приоткрывают уши, в каждой мочке блестит бриллиант, маленький, однако прозрачный и голубой, как Венера на вечернем небе.
– Скажи мне, что случилось.
– Ничего.
Алина садится на стул перед письменным столом мужа и продолжает молчать. Она бросает на Тина Пуйуа испепеляющий взгляд, в котором ненависть сверкает сильнее, чем голубые бриллианты в ее ушах. Она испытывает отвращение к нервным тикам этого головореза, ей оскорбительно его навязчивое присутствие в ее личной жизни все двадцать четыре часа в сутки. Она кладет ногу на ногу и сжимает губы, потому что в присутствии Тина она не намерена говорить ни слова. До Мани доходит.
– Выйди, Тин, – велит он.
Молодой человек, дважды дернув головой, отбрасывает назад прядь волос и встает с надменным видом. За Мани он отдаст жизнь, но неприязнь между ним и Алиной взаимна, и он тоже не старается это скрывать. Он выходит и закрывает дверь.
– Ну теперь, наконец, скажи мне, что стряслось, – говорит Мани своей жене, собираясь с духом в надежде, что дело не слишком сложное. Голова у него забита мыслями о Нарсисо, и он чувствует себя неспособным терпеть супружеские упреки в этот момент. Он смотрит на нее жестко, заранее устав от еще не начатого спора. Он, конечно, обожает ее, пусть только она не создает ему проблем.
Не открывая рта, Алина роется в сумочке и вынимает оттуда конверт. Она встает, кладет его на письменный стол и садится снова. В ее действиях есть нечто вызывающее – жест в духе Джеймса Дина[39] – что вселяет в Мани тревогу, и он колеблется, прежде чем взять конверт в руки. Он смотрит на жену, допрашивая ее взглядом, умоляя об отсрочке, о липшем миге, пока не случилось то, чему суждено быть, – но она, не уступив, возвращает ему взгляд.
Мани в отчаянии. Он не знает в чем дело, но это нечто огромное, тяжкое и невыносимое – то, чему суждено случиться, – и с этим ничего не поделаешь, оно уже нависло над ним. Он открывает конверт, разворачивает лежащую в нем справку и читает: «Клиническая лаборатория. Доктор Хесус Онофре. Сеньора Алина Жерико де Монсальве. Тест на беременность: результат положителен».
* * *
– А что, все, кто жил на Зажигалке, побывали на свадьбе Нандо Баррагана?
– Почти все, но не все, все-таки не все. Бакан и его «забойщики» отказались от приглашения.
– Это кто же такие были?
– Собрание доминошников. Бакан был двухметрового роста слепой негр. Он заставлял свою жену читать ему газеты, рассуждал о политике и об истории и знал все на свете, потому что сам всему выучился. В квартале он пользовался авторитетом: только он и снискал авторитет, не прибегая к оружию. Он ненавидел насилие, суету, жульничество и всякую чванливую показуху. А «забойщики» – это была группа его партнеров по домино, кружок друзей, собиравшихся каждый вечер, с шести часов, на тротуаре перед его домом, чтобы определить чемпиона в турнире по домино, начатом три года назад и не обещавшим когда-либо закончиться. В один из таких вечеров, перед свадьбой Нандо, жена Бакана, пышнотелая мулатка, много моложе своего мужа, оторвала его от партии просьбой выдать ей деньги на покупку платья для торжества. Он сухо отказал. Женщина, привыкшая, что старый муж всегда рад доставить ей удовольствие, захотела узнать, почему. И тут же, в присутствии друзей и зевак, Бакан поднял от костяшек домино свои бесполезные, затянутые катарактами глаза, белесые, как облачный небосклон, и сказал то, чего никто в квартале сказать не отваживался:
– Потому что мы не идем. У меня нет дел с убийцами.
* * *
В четыре часа утра в районе красных фонарей бронированный «Мерседес Бенц 500 SE» цвета взбитых сливок, с тонированными стеклами и белой шевровой обивкой салона, резко тормозит перед выкрашенной черной краской глухой стеной, на которой горит неоновая надпись: «Голубая Сирена. Стриптиз-бар. Настоящие Сирены сделают реальностью ваши самые смелые фантазии». Следом останавливаются две «Тойоты» с вооруженными людьми.
