и все, —
Как прежде — единственное направление.
Рыдали философы с древних пор,
Что жизнь — это миг,
что напрасны дерзанья,
Что человек —
это так, —
метеор,
Мелькнет, не влияя на мирозданье.
И вот десять лет прошумели — миг!
Победно колышутся наши знамена.
На мирозданье — не знаю,
на мир —
Мы повлияли определенно.
Такое успели пройти расстояние,
Такие сумели дела прокрутить —
Не только выучиться,
но знанья
В Магнитку,
в Кузнецк,
в Днепрострой
воплотить.
Взгляните:
комбайны сбирают жатву,
Скользят самолеты, подобно лучу,
И в каждом моторе грохочет клятва,
Сталиным данная Ильичу.
Да! Мы изменим планеты вид,
Мы землю выведем из тумана, —
Недаром и слава о нас гремит
От Тихого Дона
до Тихого океана.
Но нынче мы прежнею скорбью томимы,
Нынче охвачены прежней тоской.
И музыка всех композиторов мира
Не в силах выразить нашу скорбь.
Печальной колонной, плечо к плечу,
Идем мы,
а грусть все сильнее, шире.
Ведь нынче бы нашему Ильичу
Было всего шестьдесят четыре.
Взглянул бы на нас наш любимый старик,
Прищурил бы глаз, похвалил за работу.
Но ветер гремит,
мавзолей стоит,
И мчат боевые над ним самолеты.
Страна! Ты становишься шире в плечах.
Ты многие прежние звезды затмила.
И снова Сталин, друг Ильича,
Идет на трибуну съезда и мира.
Он скажет:
— Мы сделали с вами — много,
Но это лишь первые наши шаги. —
И он нам укажет такую дорогу,
Что взвоют от ненависти враги.
На теле земли набухают войны,
Империи мчатся в огонь и тьму.
Так почему же мы так спокойны?
Врагов не пугаемся, почему?
Потому, что мы знаем свое направленье,
Потому, что врагов мы сумеем отбить,
Потому, что сейчас говорить, о Ленине, —
Это значит о Сталине говорить.