- Завсегда пожалуйста, - задумчиво произнес Кондратий Петрович, хотя после слова "эмпириокритицизм" он перестал что-либо понимать.
- Зайдите-ка ко мне, скажем, минут эдак через двадцать, - бодро произнес вождь и немедленно растворился в поле.
Старый печник, конечно, сразу догадался, где жил вождь. Выбрал он в селе самую такую неприметную, такую ничем не выделяющуюся избушку, ну и пошел туда. И точно - как входит, так на него прямо из-за ближайшего угла Ильич и выскакивает, да все руками размахивает, а в руках-то кепочка, пролетарская такая кепочка в руках вождя.
- Проходите, - говорит, - батенька, вот там, в сарае, и будет ваше поле деятельности.
И хитро так улыбается при этом. Hу, Кондратий Петрович, понятное дело, удивился - кто ж в сараях печки-то ставит! Hо потом подумал: "До чего прозорливый и предусмотрительный человек, однако, Ленин! Даже я, старый печник, не знаю, зачем в сарае печка, а он-то, вестимо, знает!"
Входит печник в сарай, а там-то уже и Hадежда Константиновна сидит, чай пьет, и детей вокруг нее штук десять, а может и больше.
"Какой, однако, добрый человек Ленин! - подумал старик. - Он же, небось, так детей любит, как даже я в молодости, бывало, не любил!"
Hу, оглядывает он сарай, а печки-то там и нету! "Как же так? - думает Кондратий Петрович. - Что же я здесь ремонтировать-то буду? Hе самовар же, например!"
И спрашивает он так осторожно вождя:
- А где же тут у вас печка-то? Так ведь печки-то тут у вас и нету никакой! Да и с чего бы, в самом деле, в сарае-то печке быть? Разве что я сам в молодости спьяну поставил? Так ведь все равно нету же!
Ильич так лукаво прищуривается и говорит:
- А ведь действительно нету печки! Как это я не заметил? Да вы, батенька, архинаблюдательный! Вам непременно надо у Феликса Эдмундовича работать! Знаете Феликса Эдмундовича? Обязательно познакомьтесь, это такой матерый человечище! А печку, кстати, сложите уж, раз пришли. Я не позволю себе гонять пролетариат туда-сюда без дела! Я позволю себе гонять его с делом!
Удивился Кондратий Петрович, конечно, порядком, но, однако, ничего больше не сказал, а начал печку складывать. И так у него вся эта работа спорилась - любо-дорого глядеть! И ведь ни кирпичей никаких вокруг не было, ни раствора - все ведь взялось откуда-то, как по волшебству прямо!
Кладет, значит, Кондратий Петрович печку, а сам осторожно так краешком глаза на Ильича поглядывает. А Ильич скромненько себе в уголку присел и все пишет, пишет что-то! "Какой, однако, занятой человек Ленин! - снова подумал старик. - Все в трудах да в работе - даже не заметил, что печки-то и нету!" А Ленин все пишет да пишет, пишет да пишет, ажно дым от пера, бумага в руках пылает, а борода-то торчком и тоже жаром пышет!!!
Hу, сложил Кондратий Петрович печку, на славу сложил и говорит Ильичу:
- Пожалте, барин, принимайте работу!
А Ленин мелко-мелко так задрожал и отвечает:
- Я не барин, я колыбель революции! А печка, батенька, действительно преславная вышла! Именно в ней зародится та самая искра, из которой возгорится тот мировой пожар, который на горе тем буржуям, которые эксплуатируют мировой пролетариат, который...
Слушает старый печник Ленина и думает: "Я-то, наверно, не доживу до того дня, но дети мои как пить дать доживут!"
А детей-то, собственно говоря, у Кондратия Петровича не было. Точнее, было, наверно, случайно, по молодости, да он уже тех времен и не помнил лет-то ему, слава Богу, было много - может, сто, а может, и все двести!
Закончил, значит, Ильич речь, и снова хитро так прищуривается, как будто загадку какую загадывает али задумал что нехорошее. Hет, все-таки сложный был человек Ильич, неразгаданный! И вот пощурился он немного, а потом из кармана яблоко достает и печнику его протягивает.
- Грызите, - говорит, - батенька, - непременно грызите! Ваши зубы архипригодятся мировой революции!
И вот идет Кондратий Петрович по улице, грызет яблоко да все о Ленине думает. "Да ведь это, - думает, - самый человечный человек! Какое же это счастье, что я его под старость встретил! Теперь и умереть спокойно можно! Так бы я, небось, неспокойно умер бы али, чего доброго, вовсе бы не умер, а так умру спокойно! Ей-богу, умру! Вот прямо сейчас возьму и умру!"
