В партийных и кремлевских секретных фондах долгие десятилетия хранились воспоминания непосредственных убийц царя и его семьи. Эти страшные документы характеризуют машину террора, созданную большевиками, рассказывают, как происходило утверждение психологии насилия в общественном сознании страны. Мы редко задумывались над тем, что генетические корни беззаконий убийственной коллективизации, страшных чисток конца тридцатых годов, в конце войны и послевоенного "наказания" целых народов возникли именно в послеоктябрьской социальной практике большевиков. Например, весьма интересны (и чудовищно страшны) свидетельства Я.М.Юровского, М.А. Медведева (Кудрина), И.И.Радзинского, Г.П.Никулина, некоторых других лиц, принимавших непосредственное участие в уничтожении царской семьи. При этом надо заметить, что долгие десятилетия участие в расстреле Романовых расценивалось как высокая революционная заслуга, достойная славы и государственных наград. Само по себе это свидетельствует о том, как большевизм извратил психику людей, сделал ее социально больной.
Заместитель группы палачей Г.Никулин в 40-е годы с
378
возмущением писал, что П. Ермаков "неприлично присваивает" себе главные заслуги в расстреле. А Ермаков действительно писал (к негодованию других "расстрельщиков", которые сами претендовали на первенство) в своих воспоминаниях: "Я с честью выполнил перед народом и страной свой долг принял участие в расстреле..." Он утверждал, что лично сам застрелил царя, императрицу, царевича Алексея и одну из царевен...
В воспоминаниях Я.М.Юровского, написанных в 1922 году (но оставшихся на долгие десятилетия в секретных фондах), говорится, что "пока (курсив мой. Д.В.) не было никакого определенного решения из центра" о судьбе семьи царя, он, как вновь назначенный комендант ,Дома особого назначения", навел там порядок, ужесточив режим107. Например, императрица "позволяла себе часто выглядывать в окно и подходить близко к окну. Однажды Александра Федоровна позволила себе подойти к окну. Она получила от часового угрозу ударить штыком..."108.
Юровский пишет, что "16 июля 1918 года часа в два днем ко мне в дом приехал товарищ Филипп и передал постановление Исполнительного комитета о том, чтобы казнить Николая... Ночью приедет товарищ, который скажет пароль "трубочист" и которому нужно отдать трупы, которые он похоронит и ликвидирует дело...". Рассказ Юровского детален, обстоятелен: он себя чувствует революционным героем.
"...Вызвав внутреннюю охрану, которая предназначалась для расстрела Николая и его семьи, я распределил роли и указал, кто кого должен застрелить. Я снабдил их револьверами системы "Наган". Когда я распределял роли, латыши сказали, чтобы я избавил их от обязанности стрелять в девиц, так как они этого сделать не смогут. Тогда я решил за лучшее окончательно освободить этих товарищей от участия в расстреле, как людей не способных выполнить революционный долг (вот она, извращенная психика! - Д.В.) в самый решительный момент... В половине второго постучали. Это приехал "трубочист". Я пошел в помещение, разбудил доктора Боткина и сказал ему, что необходимо всем спешно одеться, так как в городе неспокойно и я вынужден их перевести в более безопасное место.
В 2 часа (ночи) я перевел конвой в нижнее помещение.
379
Велел расположиться в известном порядке. Сам - один - повел вниз семью. Николай нес Алексея на руках. Остальные, кто с подушкой в руках, кто с другими вещами, мы спустились в подвальное помещение... Александра Федоровна села, Алексей тоже. Я предложил всем встать. Все встали, заняв всю стену и одну из боковых стен. Комната была маленькая. Я объявил, что Исполнительный комитет Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов Урала постановил их расстрелять. Николай повернулся и спросил. Я повторил и скомандовал: "Стрелять!".
Первым выстрелил я и наповал убил Николая. Пальба длилась очень долго... Мне долго не удавалось остановить эту стрельбу, принявшую безалаберный характер. Но когда мне удалось остановить эту стрельбу, я увидел, что многие еще живы. Например, доктор Боткин лежал, опершись локтем правой руки, как бы в позе отдыхающего. Револьверным выстрелом с ним покончил. Алексей, Татьяна, Анастасия и Ольга тоже были живы. Жива была еще и Демидова. Тов.Ермаков хотел окончить дело штыком. Но, однако, это не удалось. Причина выяснилась позднее (на дочерях были бриллиантовые панцири вроде лифчиков). Я вынужден (заметьте, "вынужден"! - Д.В.) был по очереди расстреливать каждого. К величайшему сожалению, на вещи обратили внимание красноармейцы, которые решили их присвоить..."109
