Ленин немедленно обратил гневное внимание на происходящее, заметив опасность. Раньше Ленин никогда не углублялся в философию и думал, что для верного Социал-Демократа нет такой философской проблемы, которою ещё не разрешили Маркс и Энгельс. Попытки отказа от материализма приводили Ленина в бешенство. Социал-Демократов, поднявших бунт (бунт, впрочем, был на коленях) против диалектического материализма Маркса и Энгельса, следовало привести в чувство!
Ленин затворился в Национальной Библиотеке в Париже и принялся изучать буржуазную философию. Я слышал от одного из друзей Ленина, что буржуазную философию тот выучил (!) за шесть недель. Впрочем, Зиновьев утверждает, что Ленин посвятил изучению философии два года. В любом случае, Ленин сочинил пространную книгу, напечатанную в 1908 году. Зиновьев восхваляет эту книгу, как «великий теоретический труд и серьёзный вклад в философию, заложивший основы Коммунизма».
Книга, действительно, чрезвычайно любопытна, но скорее с психологической, чтобы не сказать с психопатологической, точки зрения. Ленинский способ обращаться с философскими вопросами поражает. Работы самых отвлечённых мыслителей Ленин читает с большевистской точки зрения и рассматривает их в качестве средства посрамления своих политических соперников. Бедные мыслители прошлого не могли бы представить, что Ленин сможет вычитать из их сочинений.
Ленин цитирует вполне безобидную статью Блея «Метафизика в политической экономии» из Vierteljahrsschrift für wissenschaftliche Philosophie и сопровождает свои цитаты такой ремаркой: «Читатель, вероятно, негодует на нас за то, что мы так долго цитируем эту невероятно пошлую галиматью, это квазиученое шутовство в костюме терминологии Авенариуса. Но – wer den Feind will verstehen, muß im Feindes Lande gehen: кто желает знать врага, тот должен побывать во вражеской стране. А философский журнал Р. Авенариуса – настоящая вражеская страна для марксистов».
Отсюда ясно, что Ленин интересовался философией как врагом. Он «изучал», а скорее просматривал шкафы философских книг из тех же соображений, из которых офицеры немецкого генерального штаба изучали (и гораздо добросовестнее) русский язык.
Стиль цитаты характеризует всю книгу. Вот только несколько случайно подобранных примеров:
«В философии – поцелуй Вильгельма Шуппе ничуть не лучше, чем в политике поцелуй Петра Струве или г. Меньшикова[46]». … «Мах здесь так же приближается к марксизму, как Бисмарк приближался к рабочему движению, или епископ Евлогий[47] к демократизму». … «Луначарский говорит[48]: ‘… дивная страница религиозной экономики’. Скажу так, рискуя вызвать улыбку нерелигиозного читателя». Каковы бы ни были ваши благие намерения, товарищ Луначарский, ваши заигрывания с религией вызывают не улыбку, а отвращение». … «И вот эдакие-то немецкие Меньшиковы (Ленин пишет о Шуберте-Зольберне. – М.А.), обскуранты ничуть не менее высокой пробы, чем Ренувье, живут в прочном конкубинате с эмпириокритиками». … «Что автор такого рассуждения (Анри Пуанкаре – М.А.) может быть крупным физиком, это допустимо. Но совершенно бесспорно, что брать его всерьез, как философа, могут только Ворошиловы-Юшкевичи. … Ошибаетесь, г. Пуанкаре: ваши произведения доказывают, что есть люди, которые могут мыслить только бессмыслицу». … «Ограничусь только изложением статьи нашего известного философского черносотенца г. Лопатина[49]. … Истинно русский философский идеалист г. Лопатин относится к современным европейским идеалистам примерно так же, как «Союз русского народа» к западным реакционным партиям». … «Герман Коген … доходит до того, что проповедует введение высшей математики в школы – для ради внедрения в гимназистов духа идеализма, вытесняемого нашей материалистической эпохой. … Конечно, это – вздорное мечтание реакционера. … Но в высшей степени характерно, … какими утонченными средствами пытаются представители образованной буржуазии искусственно сохранить или отыскать местечко для фидеизма[50], который порождается в низах народных масс невежеством, забитостью и нелепой дикостью капиталистических противоречий». … «Русский физик, г. Хвольсон
