— Да что ты брешешь, как последняя сука! — вскричала Хельга, сорвала пышный головной убор и швырнула в лицо Тордис. — Никто тебя не хочет, вот ты и оговорила нас!
— А не ты ли, Хельга Красавица, хвастала перед нами новыми подарками от своего милого? — язвительно спросила Гудрун дочь Фроди. — Тут каждая это подтвердит!
— Так ли это? — сурово спросил Сигвальд годи свою дочь Катлу.
— Да, это так, — кивнула та, а с ней и прочие служанки.
— Кто ж ты таков, Альдо ван Брекке? — нахмурился Арнкель конунг.
— Я говорил уже, — бесстрастно молвил юноша, стоя навытяжку перед сотнями глаз, — и нет охоты повторять до десять раз. А ты, проповедник, испытай меня, коли можешь!
— Воистину, нет ничего проще, — с этими словами преподобный осенил Альдо крестом, окропил святой водой из фляги и произнёс нараспев, — во имя Отца, и Сына, и Духа Святого, во имя Господа Нашего Йона Распятого, именем ратей небесных, именем Святого Никласа, и Святого Мартена, и Святого Йорга, и пророка Хелье, и архонта Микаэля, — изыди, языческое колдовство, сгиньте, чары, прочь отсюда, злые духи, и да помогут нам боги старые и новые! Властью, данной мне свыше, совлекаю покровы: явись же в истинном облике, гость подземельный!
И не успел Альдо понять, в чём дело, Карл ухватил его за уши, сорвал с него маску и тут же отбросил её, тряся обожжёнными пальцами. Мрак и туман окутали юношу, а когда мгла рассеялась, возле алтаря, возле Хельги Красавицы стоял бородатый носатый карлик ростом ей по пояс. Девушка зашлась диким воплем и рухнула в обморок, отец едва успел её подхватить.
— Дверг! Это дверг! — стоголосо зашумела толпа. Воины схватились за оружие. Сигвальд искал взглядом андарскую свиту жениха. Убитый горем отец невесты судорожно обнимал дочь и не мог вымолвить слова. Проповедник Карл Финнгуссон, преподобный отец Кристофер, глядел на это дело и печально улыбался. Трувар Отмороженный развязал ремешки «добрых намерений», расчехлил секиру и занёс уже оружие над несчастным коротышкой, но годи остановил его:
— Здесь храм всех богов, и я тут хозяин! Кто бы он ни был, но мы ходили с ним на одной ладье, бились плечом к плечу, ели и пили за одним столом. Не дозволена вам его кровь! Никто не смеет его тронуть! — громогласно возвестил Сигвальд, и никто не мог сказать, что не расслышал запрета. — Я присуждаю его к позору и изгнанию.
— Спасибо, — едва слышно молвил дверг.
— Я узнал тебя, Альвар Свалльвиндсон, — прошептал в ответ Сигвальд, — а теперь пошёл прочь отсюда, ты, маленький мерзавец!
В глазах сурового бородатого героя стояли слёзы.
Альвар подхватил проклятую маску и побежал из зала со всех ног. Толпа расступилась, вдогон ему летели оскорбления и проклятия, пинки и плевки, тухлые яйца и гнилая репа, которые всегда наготове у добрых людей. Ещё вчера каждый из них за честь почитал поздороваться за руку с Альдо ван Брекке. Но Альдо не стало, Альдо погиб под крестным знамением, а подземный коротышка был всего лишь презренным изгнанником.
Карл Финнгуссон удовлетворённо кивнул и незаметно направился следом за беглецом.
У входа в пещеру, где сто зим назад миловались Альдо и Хельга, изгнанника ждал Тунд Отшельник с факелом. Он заприметил тень, что кралась за королевичем с обнажённым мечом. Когда Карл настиг Альвара у горной тропы, Тунд вышел им навстречу:
— Что тебе надо ещё от этого юноши, крестовый жрец?
— Пусть выкупит свою жизнь! — торжествующе скалясь, Карл приставил меч к горлу Альвара. — Пусть отдаст колдовскую личину, заплатит сто марок серебра и откроет тайну подземелья!
— Да ты жрёшь в три горла! — расхохотался Тунд. — Иди-ка отсюда, пока цел.
— Клянусь, я его зарежу, а потом и тебя, поганое ублюдище!
— А говорили, что иониты проповедуют любовь и прощение, — годи Эрлинга воздел руки к небу и закричал так, что эхо содрогнуло горы и море:
— Чайки и враны, полные яда! Вырвите очи брату барана! Брату барана с крестом на крестце! Чайки и враны, полные яда! Вырвите уши брату макаки! Брату макаки в терновом венце!
И откуда ни возьмись налетели птицы, пронзительно крича и хлопая крыльями. Чайки и вороны набросились на проповедника, метя в лицо клювами и когтями. Карл выронил меч, завопил и кубарем покатился по склону. Птицы вились над ним, как над тушей кита, выброшенной на берег. Тунд поглядел на это и плюнул:
