Конечно, по сравнению с таким описанием язык Аристотеля обладает плотностью реальности, плотностью существования, и одновременно эта плотность существования и реальности научно непонятна. Как быть с индивидами, мы не знаем. Очень интересные рассуждения в этой связи приводил в свое время Шрёдингер (один из крупнейших физиков XX века, один из основателей квантовой механики). Он, кстати, в этой связи ссылался на греческую философию, приводя в качестве примера и опоры для своего рассуждения отрывок из Демокрита, где происходит воображаемый диалог между Разумом и Чувствами[110]. Если вы помните, Разум должен говорить Чувствам, что сладкое — по примышлению, горькое — по примышлению, красное — по примышлению, зеленое — по примышлению, а в действительности — только атомы и пустота[111]*. На что Чувства отвечают Разуму: зря ты так заносишься, ведь к тому, к чему ты пришел (к выводам, к которым ты пришел), ты пришел на основе заимствования у нас, у Чувств, у Восприятия. И Шрёдингер далее комментирует: дело в том, что в той картине, которую опишет Разум, а сделает он это, отправляясь от данных Чувств, — в этой картине для того, что показывают чувства, места не будет. Отчасти это я и называл дереализацией реальности.
Например, мы строим теорию света, отталкиваясь от некоторой совокупности фактов, или явлений, восприятия света, берем ее за основу, но то, что мы рассказываем о световых волнах на языке науки, ни в одном пункте не содержит наших световых ощущений (назовем их условно качествами). То, о чем будет рассказано и к чему мы шли, анализируя совокупность световых ощущений (структура световых волн), этих ощущений нигде, ни в одном пункте не содержит, и, как бы мы ее ни растягивали, мы нигде не придем к ощущению. Более того, окажется, что при иначе организованной чувственности (и неизменной физической картине) то, что одни существа воспринимают как свет, другие будут воспринимать как звук. И описываемая картина научна в той мере, в какой она ни в одном своем пункте не содержит качеств. Но, простите, мы шли к ней все-таки на основе так называемых наблюдений, экспериментов, в которых фигурировали все наши чувственные состояния... куда они исчезли?! Мы пришли к картине, от которой не можем вернуться назад к этим чувственным состояниям, более того, картина остается научной, рациональной в той мере, в какой она как раз не содержит в себе никаких этих качеств, и по одной простой причине: формулируемые физические законы должны быть универсальными, то есть они не должны зависеть от случайности, что их наблюдает именно человеческое существо, а не какое-нибудь другое, не марсианин. Например, законы Максвелла сформулированы так, что допускают волны любых частот, а допущение волн любых частот есть одновременно наша мысль о них: мы знаем, что есть волны разных частот, а не только тех, которые доступны разрешающей способности нашего аппарата восприятия. Следовательно, сама теория частот света в той мере, в какой она формулирует закон, сформулирована независимо от нашей способности восприятия, не содержит в себе этих качеств.
Но ведь интенсивности и качества существуют! Более того, по теории Аристотеля, оказывается, что они являются самым существенным строительным кирпичиком мира. Например, если мы движемся во времени вперед к какой-то мысли, то в силу дискретности времени мысль может появиться только в том случае, если нечто породит ее самим фактом своей действенности, то есть присутствием, — есть. А «есть» — это всегда интенсивность, то есть качество. Как это объяснить? Как построить научную теорию? Мы как-то говорим об этом на философском языке, — cкажем, Аристотель говорил, и он затем предлагал этот философский язык в качестве образца и модели для научного языка. Не сработало дело, но проблема-то осталась. И в итоге мир, на который мы смотрим, состоит из таких явлений и целиком заполнен такими явлениями, что в этом мире (в картине такого мира) нет места для тех других явлений, посредством которых мы узнали о первых. В картине физического мира нет места для сознательных явлений, которые в то же время являются условием того, что мы вообще можем о физическом мире что-либо узнать, в том числе можем получить новую мысль о физическом мире, — в силу закона, над которым бились греки, а именно в силу закона невозможности мышления. Возьмите физическую мысль в современном научном мышлении (ту, которая рисует картину мира) — она может произойти как мысль, если есть действенность, или бытие. Есть бытие — есть мысль, потому что из содержания мысли здесь не вытекает содержание мысли там, завтра, в следующее мгновение. Каким же образом получается, что я, начав мыслить, все-таки оказываюсь потом с мыслью в руках? Я же могу умереть. Чем держится эта нерассеянность?
