Сегодня у нас последнее занятие, на этом мы завершаем наш курс античной философии, не исчерпав ее, конечно. Но что могли, то сделали.
Мы занимались Аристотелем и выявили основные вещи, связанные с тем, как он пытался организовать весь строй античного мышления, но есть еще некоторые существенные и интересные моменты, о которых стоило бы порассуждать, подумать. Вся совокупность понятий Аристотеля довольно большая, потому что Аристотель, как я уже говорил, философ-называтель. Скажем, Платон, скорее, аристократический, элитарный философ: своим текстом он пытается организовать пафос и состояние, свое и человека, к которому обращается, пытается вовлечь его в бурный поток философствования. А Аристотель вглядывается и каждый шаг называет, поэтому, собственно, именно у него появляется учение о категориях (хотя все они фигурируют в потоке платоновского изложения, но у Платона другая задача); Аристотель как бы приостанавливается на каждом шажке и идет дальше, оставив для предшествующего название: «количество», «качество», «мера», «возможность», «необходимость» и так далее. Или те, о которых я говорил, — «возможность», «действительность», «актуальность», «потенциальность». Он говорит еще об энтелехии, об энергии, различая эргон (результат, продукт) и энергéйю (энергию, деятельность в длящемся виде). Для всего у него есть названия, Аристотель тонкий, глубокий называтель (если не употреблять слóва «гениальный», потому что оно настолько стерлось, что все уже называется гениальным).
Вся эта назывательная работа, которая на целые века вперед, на тысячелетия определила тот словарный запас, на котором мы говорим, часто не отдавая себе отчета в том, что многие из этих слов восходят к Аристотелю, условно может быть организована вокруг попытки Аристотеля (и здесь мы делаем дальнейший шаг по сравнению с тем, о чем говорили) описать нечто, что можно назвать сферой бытия, сферой не в смысле некоторого плоского пространства, в котором нечто происходит, а в буквальном смысле слова чем-то объемлющим, или объемным, где есть центр и периферия, где можно даже говорить о кривых линиях и так далее, чем-то не имеющим начала и конца, где мы проходим разные точки и потом оказываемся в той, в какой были. Это сфера бытия и мысли. Почему я это говорю? Дело в том, что Аристотель, очевидно, имел дело с особенностью или тайной бытия, которая затем осмысливается в теологических рассуждениях.
Развитые, сложные рассуждения на эту тему есть, начиная, по-моему, с неоплатоников, с Плотина: они выработали образ, который приложили к определению божества, — некоей таинственной силы или сущности, единой в мире и скрытой в нем, которая сама себя мыслит. Это, кстати, завершающий итог философии Аристотеля: в конце прошлой лекции я ввел понятие ума как начала науки, [ума,] который одновременно и есть предмет, то есть само бытие — ум, область неделимого, где нет заблуждения, а есть только мышление (или есть, или нет); там у Аристотеля появился такой образ: божеством называется нечто, что мыслит свою мысль, или — мышление мышления, мысль мысли[109]*. Это очень трудно ухватить, и я лишь коротко это помечу, чтобы ввести образ неоплатоников и потом рассуждать дальше.
Я добавлю одну ассоциацию, чтобы легче было разобраться. Позже, уже в Новое время, эта идея, которая выразилась через формулу Аристотеля «мысль мысли», выражалась через различение natura naturata (порожденная, или произведенная, природа) и natura naturans (порождающая природа). Что имелось в виду Аристотелем? Имелось в виду, что нечто, называемое мыслью мысли, есть указание на следующее: обычно мыслью мы называем мысль об определенных предметах, мысль всегда имеет некое содержание, она о чем-то, но есть еще мысль мысли не в том смысле, что вот есть мысль у меня, или в науке, или у вас, а есть еще в логике учение о мысли в науке, у меня, у вас, как бы изображение мысли, — нет, Аристотель явно говорит о чем-то другом, потому что он говорит: существо, вечно и бесконечно мыслящее мысль. Он имеет в виду явно нечто другое, не просто фотографию, или картинку, мысли, которую давало бы особое учение, называемое логикой, или теорией познания, или философией, или чем-то еще. И действительно, он имеет в виду то, что потом пытались выразить через различение производящей природы и произведенной природы, — мысль, производящую источник мыслей, мысль как источник возможных мыслей, то есть первичная мысль есть не мысль о некотором определенном содержании, а мысль, создающая источник других мыслей (как если бы не творить что-либо прямо, а творить творящее, или творить творцов).