Накатила тяжёлой волной усталость, мышцы ныли, отчего он несколько раз останавливался и придирчиво осматривал собственное тело, ожидая найти открытые раны, порезы или кровоподтёки. Но кожа была бледной и чистой, а боль жила внутри.
Мучила и одышка, и странное, всё время сбивающееся сердцебиение. Видимо, тело никак не могло прийти в себя. Возможно, стоило бы задуматься, сколько же Шаас пробыл тут, в этом каменном мешке без возможности двигаться, но такие мысли сейчас не могли пробраться в его замутнённое гневом сознание.
Чутьё снова подсказало, что он приближается к кому-то живому. Шаас не знал, кого может увидеть, но был готов к любой встрече. Он верил в свою силу, он чувствовал, как та оживает и разворачивается, точно в груди распускает крылья огромная птица. А ещё Шаас помнил три бессмысленных слова, которые — уверенность в том была непоколебимая — могли помочь отобрать чужую магию.
* * *
Мастер Асан с лёгкой тревогой взглянул на врата, ведущие из нижнего яруса. Несколько часов назад они услышали гул и грохот, по городу прокатилась дрожь. Немногие оставшиеся наконец решились покинуть Эхенвэн, уже не прекословя. Не ушли лишь ближайшие ученики Асана, да и те точно знали, что их ждёт.
Время поджимало, пустота городских улиц, по которым они прошли, чтобы добраться до врат, давила на сердце, а отдалённая дрожь подсказывала, что внутренние разрушения уже не остановить. Каменный потолок, заменявший им небо столько лет, скоро пойдёт трещинами, и весь Эхенвэн будет погребён навеки среди камней и песка.
Створки ворот дрогнули, будто от сильного удара. Мастер Асан сделал знак остальным, и они выставили магические щиты. Их сияние озарило всё вокруг так ярко, точно в этой слишком большой пещере взошло собственное солнце.
Врата наконец поддались, дрогнули и начали отворяться. Медленно-медленно створки расходились в стороны, открывая взгляду странное существо, стоявшее на последней ступени каменной лестницы. Было сложно поверить, что некогда это был человек. Сейчас он стоял, так низко пригнувшись к полу, точно и бежать собирался на четвереньках. Он наклонил голову, глядя исподлобья, и глаза его светились алым, а приоткрытый рот напоминал пасть. Скрюченные пальцы больше походили на лапы монстра.
— Шаас, — прошептал Асан, и в тот же миг существо, возникшее перед ними, отбросило факел и утробно заворчало.
В этом рыке не было ничего, напоминавшего человеческую речь, но Асан понял, что пытался сказать бывший пленник. Он слишком давно ждал этого момента, чтобы не услышать в глухих ворчащих звуках слов.
— Не бейте первыми, — предупредил он, хотя в том не было нужды. — Он умеет забирать силы. И он сильнее, чем прежде.
Шаас же видел перед собой горстку защитников опустевшего города, и гнев, бурлящий в нём, жаждал вырваться наружу. Они всё же обманули его и знали, когда он проснётся. Только решили не сражаться, а пуститься в бега. И это бесило и выводило из себя ещё сильнее. Они знали — и бросили его одного, даже не оказав достойной встречи!
Он хотел закричать, назвать всех глупцами и трусами, но изо рта вырвался лишь грозный рык. Впрочем, довольно скоро Шаасу стало безразлично, что это звучит не так, как он привык. Он не слишком ясно помнил, как это было раньше.
Слепящий свет щитов не давал ему рассмотреть, сколько нападающих — или обороняющихся — перед ним. Наугад он бросил в них огненную стрелу, а затем вспомнил о пламенной плети, которую раньше — это ощущалось столь чётко — очень любил.
Огонь снова хлестнул по колонне, и дрожь прошла по земле. Шаас рассердился на эту хрупкость мира и бросился вперёд, ни о чём больше не раздумывая. Маги ждали его нападения, они слаженно отражали атаки световыми щитами, а один из них бросил обжигающее заклятье, прошедшее всего в ладони над головой Шааса.
Мир вокруг пришёл в движение, крупные куски камня откалывались и катились по земле, впечатываясь в стены домов и разбивая их. Трещины разбегались по плитам, рассыпались прахом статуи, отваливалась лепнина. Шаас сеял вокруг себя хаос и в какой-то миг начал любоваться этим, наслаждаться танцем с огнём. Ему хотелось превратиться в огненный смерч, как будто он некогда умел это делать.
