* * *
Шулич, как настоящий джентльмен, нес дорожную сумку Агаты. И даже Презель, ожидавший нас с усмешкой на лице, при виде нашей компании, спускающейся с холма вниз, как-то по-теплому раскрыл объятия.
Презель: Ну вот, главное, что нашлись.
Он это так сказал, как будто мы потерялись среди новогодних ярмарочных развалов. Наверное, он не очень обрадуется, когда я ему скажу, что мы пока не едем в Любляну, но и у меня свалился камень с души, когда мы приблизились к машине. Только сейчас я почувствовал, как сильно я на самом деле нервничал на верху холма. Но, похоже, все закончилось хорошо. Главное сейчас — уехать.
Шулич открывает багажник, кладет сумку внутрь.
Шулич: Дальше, в деревне, уже поджигают шины. Сто пудов, полдеревни уже на ногах и вышли на дорогу.
Презель смотрит на него.
Шулич: Да ничего, проедем.
Нарочитый лаконизм этого его заявления мне как-то сразу бросается в глаза. Может, и без толку — когда я ему это сказал там, наверху, он в ответ ни словечка. А сейчас это выглядело так: пусть он тебе все объяснит. Хотя они коллеги. Презель берется за ручку задней двери и кивает Агате, стоящей неподалеку с младенцем в слинге. Малыш с интересом оглядывается, по очереди рассматривая каждого из нашей троицы.
Презель: А зачем нам там нужно проезжать?
Я: Мы едем в Кочевье.
Презель: А почему в Кочевье?
Я: Планы немного изменились.
Презель смотрит на меня с подозрением. Как будто я выдумываю.
Презель: А в Любляне об этом знают?
Эти вопросы действуют мне на нервы. А его-то какое дело? Он боится? Домой он не опоздает, и это все, что ему нужно знать. Мы эту девчонку увозим, а значит, так нужно, такое задание. Что, в Любляне у него свидание? Или боится опоздать на очередной выпуск «Восьмого дня»[20]? Ты здесь в форме, так что делай то, что нужно. Как будто мне хочется сейчас искать кого-то по Кочевью! Никто здесь не имеет права задавать мне такие вопросы, особенно обычный полицейский.
Я: Я их отвезу в Кочевье, тогда будет понятно, сумею ли я решить все вопросы самостоятельно. А сейчас — в машину и газ!
Презель по-прежнему смотрит на меня, потом пожимает плечами и захлопывает дверь за Агатой.
Презель: Этого мне не нужно повторять дважды.
Когда машина отъезжает, я чувствую себя лучше. Я сижу сзади, вместе с Агатой, которая с отсутствующим выражением смотрит в окно, демонстрируя полное равнодушие к происходящему; даже Шулич на соседнем с водительским сиденье безразлично смотрит в сторону, прислонившись к стеклу. Сейчас мы в безопасности, под защитой железа и стекла, и в нас не смогут плеваться. Хорошо, хотя успокоиться можно будет только тогда, когда мне в Кочевье действительно удастся найти человека, который не будет на меня смотреть так, как будто я упал с Луны, это единственная надежда. Но за мной — министр, в конце концов. Так что успокойся, парень, самое трудное позади, девчонку мы увозим отсюда, и это — самая главная задача. Этому радуется каждый житель той деревеньки. Можно ожидать заслуженных оваций и цветов, а также девушек в национальных костюмах, размахивающих руками. Мы служим народу. Власть у нас народная, и силы министерства внутренних дел в состоянии в рамках одного организованного мероприятия вывести население из почти безнадежной ситуации. Подсекретарь министерства, который из скромности хотел бы остаться неназванным, заявил, что ситуация на данный момент спокойная и в этот переходный период нет смысла усиливать противостояние, поскольку задуманный план принес свои плоды и на данный момент всем нужно просто мирно разойтись и сохранять спокойствие, так как смотреть больше не на что.
на Масленицу я переоделся в цыгана, ну и сижу, точу ножницы, и — мать его — в Шоштане меня избили так, что я без зубов остался, один зуб в кишках застрял, на следующей неделе у меня операция
ПРОЛЕТАРИЙ: Да ладно, что за ерунда, не выдумывай, ты же с цыганками встречаешься, думаешь, мы не знаем!
Цыган явно угрожал местью бывшим односельчанам, не исключая убийств и подобных преступлений, но никто ничего не предпринимает, чтобы выдвинуть обвинение из-за угроз, как это делают в отношении обычных граждан. То есть мы, обычные граждане, оказались людьми второго сорта по сравнению с цыганским меньшинством, которое грабит, крадет, убивает, причиняет ущерб и оказывает сопротивление гражданам, которые честно платят налоги, оплачивают жизнь этого цыганья из своего кармана. Это не что иное, как потворство цыганам и игнорирование со стороны полиции и прокуратуры СЕРЬЕЗНЕЙШИХ преступлений, а с другой стороны — потерпевшие, которые из-за гнилого государственного правления не могут ничего сделать,
