— Вир… — усмехнулся Шеридан, — я — президент Межзвездного Альянса.
Попадать в затруднительные положения — это часть моей работы.
— Да, я это знаю. Тем не менее, я считаю, что не стоит усложнять вашу работу. Она и без того не сахар, не так ли? Истина в том, господин президент, что я не хочу быть там, где меня не слишком рады видеть. Поверьте, у меня есть большой опыт, связанный с пребыванием в различных местах, где меня не желали видеть. Так что я стал весьма толстокожим.
— Вир…
Вир поднялся.
— Было приятно поговорить с вами, господин президент. Рад, что вы сумели выкроить на это время. Рад выяснить, где мое… где наше, так сказать, Республики Центавр, место.
— Вир, разве вы не слышали то, что я вам сказал? — с явным раздражением произнес президент Шеридан. — Я не собираюсь позволять членам Альянса оказывать на меня давление. Просто я слегка «намекнул» на возможность затруднений, но это вовсе не значит…
— На самом деле, господин президент… это значит то… именно то, о чем вы думаете. Мне пора.
Вир направился к двери. Шеридан обошел вокруг стола, он выглядел заметно обеспокоенным.
— Вир…, - начал было он.
Вир повернулся к нему, расправил плечи и сказал:
— Думаю…, думаю, будет лучше, если вы впредь будете обращаться ко мне «посол Котто».
И с этими словами он вышел из кабинета Шеридана.
Во сне все виделось Дурле особенно ясно.
Проснувшись, он точно знал, чего именно желал для Примы Центавра. Но дел было так много, стольким мелочам требовалось уделить внимание. Он был всем нужен: тот советник чего-то ждет, этот министр зачем-то требует уделить ему пять минут. И всегда всего пять, по крайней мере, в теории. Естественно, когда встреча начиналась, пять минут превращались в пятнадцать, или в двадцать, или в полчаса, или в час. И он понимал, что весь его распорядок срывается. Вот так легко его можно было отвлечь от самого важного.
Но, засыпая, он видел будущее — свое будущее — невероятно отчетливо.
Он видел себя парящим в воздухе. Фигура высотой с полсотни метров — гигантская голографическая проекция, которую видно издалека. Ее можно было увидеть с любой точки планеты. Он видел себя: вот он обращается к народу, правит им, собирает вокруг себя и ведет, а они снова и снова выкрикивают его имя, молятся на него, умоляют позволить им стать часть его славной и великой мечты.
Он говорил им о величии, уготованном Приме Центавра, о славных делах, что предстоит совершить великой республике под его правлением. И они еще громче выкрикивали его имя. Это так возбуждало.
Он всегда жаждал величия, с тех самых пор, когда ему сказали, что ему никогда не совершить ничего великого.
Его отец был военным, очень требовательным. У него было два сына-погодка, и очень скоро стало ясно, кто был любимым сыном. Не Дурла. Его старший брат, Солла.
Дурле трудно было ненавидеть Соллу. Будучи великим ученым и блестящим солдатом, Солла также обладал добрым сердцем. Он мог наводить ужас в бою, но в то же время был снисходителен по отношению к своему младшему брату. Разница в возрасте братьев формально составляла лишь год, но их будто бездна разделяла.
Дурле приходилось много трудиться, чтобы добиться желаемого, а Солле, казалось, все давалось легко. Он словно никогда не прикладывал никаких усилий: редко что-либо учил, но получал более высокие отметки, чем Дурла. Дурла никогда не видел, чтобы его брат тренировался, но, все же, клинок Соллы был самым опасным в городе.
Все знали, что Солла пойдет далеко.
Именно поэтому Дурла и убил его.
Последней каплей стала женщина Соллы. Она была необычайно красива и экзотична, дочь знатного вельможи. И юный Дурла, только что отпраздновавший свое двадцатилетие, увидел ее во время одного из редких визитов его семьи к императорскому двору. К несчастью для Дурлы, девушка заметила Соллу и сразу была им очарована. Солла также был от нее без ума, и кто его мог за это винить? Блестящие глаза, длинная золотистая коса, соблазнительно спускавшаяся вниз по виску, тело столь точеное и тренированное, что при ходьбе играл каждый мускул. Бронзовый загар. Каждый раз, когда Дурла видел ее, все его тело просто ныло от желания.
