Назаров удивленно взглянул на своего коллегу, досадливо произнес:
— Союзники называются. Наши люди на фронте головы кладут, а они?.. Впрочем, под союзниками мы понимаем честных людей, солдат и офицеров, борющихся с фашизмом. К сожалению, не они делают политику.
— Каламов устроился в райземотдел, — продолжал местный чекист. — У него диплом инженера-экономиста. Данными для своих хозяев он, уже запасся. Нервничает почему-то, судя по всему, собирается уйти...
— Как, куда? — вырвалось у Стерлигова.
Участники совещания невольно засмеялись.
— Чего ржете, батеньки? — Стерлигов неприязненно блеснул глазами. — Шпиона брать надо, пока не сбежал.
— Судя по вашей докладной, товарищ Гидженов, — Назаров, пропустив мимо ушей реплику Стерлигова, будто рассуждал с самим собой, — Каламов на связь ни с кем не выходил, о наблюдении за собой не подозревает. Так? Уж не думает ли Кейли, что Каламова подставили мы? И проверяет его. Конспиративную квартиру-то ему дали самую завалящую. Что, если его выпустить, повести под нашим контролем до Мешхеда? Кейли окончательно поверит ему и снова пошлет его сюда, но уже с более серьезным заданием, даст ему новые адреса...
— Не думаю, товарищ Назаров, — нетерпеливо возразил Стерлигов. — Маниловщина все это! Война идет, тут кто кого скорее прихлопнет. А гадать на кофейной гуще не занятие чекистов. Вы уверены, что Каламов вернется?
Назарову хотелось сострить: «Придется спросить у самого Кейли», — но, зная вздорность Стерлигова, не понимавшего юмора, воздержался.
— Какие сведения секретного характера может унести с собой Каламов?
— Об экономике района, — Гидженов заглянул в свои бумаги, — его потенциальных возможностях. Об одном предприятии местной промышленности, изготавливающем запалы для гранат, о производительности швейных мастерских, где шьют военное обмундирование...
— Вот видите! — подхватил Стерлигов. — А вы хотите отпустить врага с ворохом секретных данных.
Назаров чувствовал, как поднимается в нем раздражение против этого человека. Так глуп? Иль с умыслом? Чего гадать, советовал же ему Касьянов: «Не место Стерлигову в органах. Если человек дурак, то это надолго. Пусть на пенсии гуляет...» Не послушался он своего учителя, пожалел Стерлигова, вернувшегося с ранением, принял на работу в свой отдел: кадров-то чекистских не хватало. Две трети чекистов республики сразу ушли на фронт, призвали и Стерлигова. До передовой он, правда, не дошел — на учениях, неосторожно обращаясь с боевой гранатой, раньше времени выдернул чеку и вместо того, чтобы забросить ее подальше, растерялся, швырнул на землю, а сам задал стрекача. Граната взорвалась, ранив его самого. Вернулся живым — работай, радуйся жизни... Так, говорят, хвастается своим ранением, будто полученным при выполнении особого боевого задания...
— Из двух зол выбираем одно, — решительно заключил Назаров. — Отпустим Каламова. Думаю, что данные, кои он передаст англичанам, не отразятся заметно на боевых действиях Красной Армии. Но зато раскроем в дальнейшем сеть английской агентуры.
Главный ахун иранского города Гомбеде-Кабус был неимоверно тощ. Угодники же восхищались, превознося его воздержанность и аскетизм, хотя знали, что тот ест за троих, да, видно, не в коня корм, а жадностью, пожалуй, превосходил даже Каруна. Люди потрезвее считали: духовный наставник так худощав от своей желчности и злобы на весь белый свет. Ближних, от которых не зависел, презирал, а перед власть имущими или влиятельными иностранцами стоял на задних лапках.
Так думал о нем Метюсуф Атаджанов, сидя на молитвенном коврике, расстеленном на глиняном полу мечети. А впереди него, в нескольких шагах, молился главный ахун, вернее, прыгал как на иголках и потому напоминал лягушку. «О аллах! Огради нас от козней большевиков, зло творящих! — громко причитал священнослужитель. — Это они стоят на пути германцев, наших освободителей, братьев по вере...»
Что за ахинея? С каких это пор немцы стали туркменам братьями по вере? И Атаджанов вспомнил, как накануне вечером ахун в своем доме при Мадере перепевал галиматью, услышанную им по берлинскому радио, будто аллах и древнегерманский бог — братья, а Гитлер, мол, став двенадцатым имамом, принял ислам и теперь во всем мусульманском мире его зовут Гейдаром. При чем тут немцы? Вот турки — это действительно братья! За них Атаджанов страдал и от Советов, и от старого Реза-шаха.
