Легенды старой Москвы - страница 25

Шрифт

Интервал

В современных народных поверьях сохраняется образ мары — злого духа, но не столь могучего, как в древней мифологии, сейчас ее называют также кикиморой.

Далее в былине «Добрыня и Маринка» рассказывается о том, что «забыл Добрынюшка наказаньице матушкино» и «заехал во тыя улочки в Маринские».

Действие переносится в Киев. Но, думается, что здесь, в былине, начинающейся с точного указания на Москву, неожиданный перенос действия в Киев произошел под мощным влиянием всего корпуса былин, для которых Киев является обычным местом действия.

Кроме того, из дальнейшего повествования выясняется, что Добрыня до поездки в Маринкины переулочки знал Маринку и даже собирался на ней жениться, поэтому более логично предположить, что она живет в том же городе, что и он.

Итак, Добрыня, забыв «наказаньице матушкино», заехал в переулочки Маринские. Далее следует описание хором Маринки:

У злодейки Маринки ненавистницы

Построены терема высокия,

Просечены окошка косявчатыя,

И поставлены колоды белодубовы,

Наличники положены серебряныя,

И на каждом окошечке голубь со голубушкою.

Добрыня достал из колчана стрелу, натянул тугой лук и пустил каленую стрелу в окно терема.

Старинный обычай сватовства путем стрельбы из лука известен у многих народов. Он описан в древних преданиях марийцев (мери — дославянского населения бассейна Оки), а в русском фольклоре в сказке про Царевну-лягушку.

В это время у Маринки был гость, лежал в постели «мил друг» поганый Тугарин Змиевич, и стрела Добрыни поразила его насмерть.

Добрыня послал за стрелой-ответом к Маринке своего слугу, Маринка стрелу не отдала, сказала: «Кто стрелочку стрелил, пускай сам сюда придет».

У Добрыни бело тело распотелося,

А богатырское сердце разгорелося,

И скочил Добрынюшка тут со добра коня

И побежал во теремы высокие.

Когда же обнадеженный Маринкой Добрыня ушел, то коварная злодейка:

Брала свой нож булатный,

И куда ступал Добрынюшка Никитинич,

Знать-то гвоздики шеломчатые,

И подскоблила следы Добрынюшкины,

И спустила Добрынюшку оленем рыскучим в чисто поле.

И. Я. Билибин. Добрыня Никитич. Рисунок. 1902 г.

Со следующей строки действие былины продолжается в Москве:

И проведала его родитель-матушка,

Честна вдова Офимья Александровна,

Что обернут сын оленем рыскучим во чисто поле,

И зачала искать по каменной Москве докторов,

Чтобы отвернуть Добрынюшку добрым молодцем,

Но не нашла в Москве докторов…

Затем следует опять киевская вставка, не оправданная ни сюжетом, ни смыслом:

И поехала во славный во Киев-град,

И нашла она бабушку задворенку,

И смолилась она да от желаньица:

— Ай же ты, бабушка задворенка!

Отверни-тко ты Добрынюшка добрым молодцем.

И возговорит бабушка задворенка:

— А возьми-тко ты меня саму да в каменну Москву

И на ту ли Горку на Вшивую.

Дальше местом действия сюжета становится Вшивая Горка. Бабушка говорит Офимье Александровне:

— Принеси-ко ты Добрынюшкин тугой лук

И принеси-ко ты да калену стрелу.

Оказывается, оружие Добрыни находится в Москове, значит убегал он в чисто поле оленем из Москова. Получив лук и стрелы, старушка натянула тугой лук, пустила стрелу, а сама приговаривала:

— Ты летай-ко, моя стрелочка, по чисту полю,

Доищи-ко ты Добрынюшка Никитича,

Оленя рыскучего в чистом поле:

Пусть бежит во матушку в каменну Москву,

На ту ли на Горку на Вшивую.

— Этая бабушка задворенка

Сделала Добрынюшку добрым молодцем,

И сама говорит таково слово:

— Ты возьмешь ли, Добрынюшка, Маринку за себя замуж?

И возговорил Добрынюшка Никитич:

— Не надоб мне Маринки на широкий двор.

Этая бабушка задворенка

Обвернула злодейку собакою:

— Ты бегай-ко, злодейка, век и по веку,

Отныне и до веку.

Такова былина о Добрыне Никитиче и о древнем Москове, когда жили в нем и богатыри, и колдуны, и стояли на его улочках и в переулочках терема высокие.

В переулках Таганского холма как не вспомнить старинную былину!

* * *

Окрестности Яузских ворот — древнейшая часть Москвы, место первого городского поселения, аналогичное заповедной Старокиевской горе. Но наша гора в отличие от киевской не исследована археологами, не объявлена заповедником, хотя эти места хранят тайну основания Москвы, могут рассказать о жизни древних москвичей и подтвердить предположения и догадки историков-москвоведов об истинном возрасте нашего города, давно перешагнувшего свое тысячелетие.