В декабре 1920 года началось наступление Советской власти на Сухаревку, которая была объявлена «одним из главных очагов спекуляции». 10 декабря В. И. Ленин одобряет предложение председателя Московской потребительской коммуны, руководителя московской торговли А. Е. Бадаева ликвидировать Сухаревку, и 15 декабря постановлением Моссовета она была закрыта.
В одном из своих выступлений Ленин объяснил опасность Сухаревки для Советской власти и необходимость ее ликвидации. «„Сухаревка“ закрыта, — сказал он, — но страшна не та „сухаревка“, которая закрыта. Закрыта бывшая „Сухаревка“ на Сухаревской площади, ее закрыть не трудно. Страшна „сухаревка“, которая живет в душе и действиях каждого мелкого хозяина. Эту „сухаревку“ надо закрыть. Эта „сухаревка“ есть основа капитализма. Пока она есть, капиталисты в России могут вернуться и могут стать более сильными, чем мы. Это надо ясно сознать».
Доводы Ленина против Сухаревки могли, конечно, убедить лишь кремлевских комиссаров, имевших пайки, пользовавшихся спецраспределителями, домами отдыха и санаториями. Иным было отношение народа. Эту бессмысленную акцию, осуществленную с помощью ЧК, и ее результат описывает в своем дневнике Н. П. Окунев:
«2 (15) декабря. Мороз около 15. Снегу мало.
С сегодняшнего дня наша знаменитая „Сухаревка“, первообраз всех российских „сухаревок“, — сухаревка сухаревок — особым постановлением московского совдепа окончательно закрыта. Никакими товарами и продуктами — ни нормировочными, ни ненормировочными — торговать на ней с 15-го декабря нельзя. Предписано московскому ЧК всех явившихся продавцов арестовывать, а товар конфисковывать. Любопытствующие сбегались туда и мерзли целый день, наблюдая, да точно ли не будут торговать там, и к вечеру печально признавались, что Сухаревка действительно „закрыта“.
Полное смятение и недоумение в рядах и торговцев, и покупателей. В положение первых не все войдут, но критическое положение вторых вызывает всеобщее беспокойство. Как же быть, правда, тому человеку, который пайка не получает, кухни не имеет, в столовые не попадает; где же он купит теперь хлеба, мяса, масла, сапоги, перчатки, картошки, махорки и вообще всего необходимого? Как-никак, эта мера, предпринятая в видах полнейшего искоренения спекуляции, очень крута и неминуемо создаст эксцессы, о которых, вероятно, придется записать в свое время…
4 (17) декабря. Газеты полны статей о победе над Сухаревкой. Точно невесть какой враг сломлен! И уж такие перспективы рисуются теперь, вот он, рай социалистический, сейчас же и откроется для советских подданных! „Сухаревка — это гнойник на теле пролетариата…“. „Сухаревка — это язва пролетарского государства…“. „Сухаревская спекуляция погибла — да здравствует пролетарская система снабжения и распределения…“ и т. д., и т. п. …
В это же время вводится так называемый „труд, паек“… Карточки делятся на три серии, по „а“ будут выдавать в день полтора фунта, по „б“ — 1 ф. и по „в“ — 0,5 ф. Ну, а под шумок этих продовольственных побед „сухаревцы“, перебравшиеся в подполье, во дворы, в глухие переулки, — торгуют уже хлебом по 1200 р. за ф., картошкой по 450 р. за ф. и т. д.».
Весной 1921 года начался нэп, был разрешен «свободный товарообмен», в Москве открылось много новых рынков — на Трубной площади, на Зацепе, на Сенной площади и в других местах, но запрет на торговлю на Сухаревской площади продолжал действовать.
2 мая 1921 года Окунев записывает в дневнике: «Сухаревка все-таки не возродилась… По своему центральному месту и по величине площади [она] была, конечно, удобнее всех других мест для „свободного товарообмена“, и если ее не возобновили, то только по капризу властей, по капризу, простительному для женщин, утопающих, но не сознающихся в том, что не стрижено, а брито. Как же! Постановили Сухаревку закрыть навсегда, а вместо нее мы заводим десяток „сухаревочек“».
Но мало-помалу Сухаревка все-таки возрождалась: выходили с товарами продавцы, собирались покупатели. Время от времени их лениво разгоняли милиционеры, понимавшие бесполезность своих усилий.
А год спустя Сухаревка торговала и шумела в прежнем своем многолюдье и широте.
