Легенды старой Москвы - страница 111

Для Иоанна и Петра был сделан двойной трон, на котором они восседали при церемонии приема послов, этими церемониями и ограничивалось их участие в государственных делах в семилетнее правление Софьи.

В 1689 году Петру исполнилось 17 лет. Между тем Софья не оставляла мечты о троне, и в 1687 году она дала поручение своему верному стороннику, начальнику Стрелецкого приказа Федору Шакловитому выяснить, насколько она может надеяться на стрельцов в случае захвата единоличной власти. «Если бы я вздумала венчаться царским венцом, — сказала она Шакловитому, — проведай у стрельцов, какая будет от них отповедь». Шакловитый исполнил поручение правительницы, но ответ получил уклончивый. Хотя некоторые полковники и не прочь были бы видеть Софью на троне, но стрелецкая верхушка решительно отказалась подать ей соответствующую челобитную, опираясь на которую как на законный повод, царевна могла бы предпринять решительные действия.

Софья старалась воздействовать на общественное мнение в России и за границей. Был напечатан и раздавался бесплатно ее гравированный портрет, на котором она была представлена в царской короне, с державой и скипетром. В подписи к гравюре она была названа «самодержицей».

В то же время Софья и ее сторонники подготавливали свержение Петра и Ивана.

В 1689 году, на летнюю Казанскую, произошло первое серьезное столкновение Петра и Софьи.

Петр и его сторонники догадывались о заговоре Софьи. 7 августа 1689 года стрельцы по приказу Софьи собрались на Красной площади, и на вопрос Петра, зачем поднято войско, она ответила, что собирается на богомолье и стрельцы собраны, чтобы ее сопровождать. Петр ей не поверил.

Два дня спустя в Преображенское, где находился Петр, ночью явился лазутчик из окружения Софьи с сообщением, что «умышляется смертное убийство на великого государя и на государыню царицу».

«Петр прямо с постели, не успев надеть сапог, бросился в конюшню, велел оседлать себе лошадь, вскочил на нее и скрылся в ближайший лес, — пишет в своих воспоминаниях генерал Патрик Гордон — командир Бутырского солдатского полка, — туда принесли ему платье; он наскоро оделся и поскакал в сопровождении немногих лиц в Троицкий монастырь, куда, измученный, приехал в 6 часов утра. Его сняли с коня и уложили в постель. Обливаясь горькими слезами, он рассказал настоятелю монастыря о случившемся и требовал защиты. Стража царя и некоторые царедворцы в тот же день прибыли в Троицкий монастырь. В следующую ночь были получены кое-какие известия из Москвы. Внезапное удаление царя распространило ужас в столице, однако клевреты Софьи старались держать все дело в тайне или делали вид, будто оно не заслуживает внимания». «Вольно ж ему, — говорил о Петре Шакловитый, — взбесяся бегать».

Петр приказал стрелецким и солдатским полкам идти из Москвы к нему. Софья велела им оставаться на месте. «Кто осмелится идти к Троице, тому велю отрубить голову», — пообещала она.

27 августа Петр отправил в Москву царскую грамоту с приказом, чтобы полковники всех стрелецких полков, головы слобод и сотен, каждый с десятком рядовых и слобожан, явились к нему немедленно, а кто не явится, тому «быть в смертной казни».

После этого все войска перешли на сторону Петра. Софья, видя, что проиграла, тоже направилась в Троицу, но по приказанию Петра ее остановили на пути и вернули обратно.

Из Троицкого монастыря в Москву Петр направил Ивану, брату и соправителю, письмо, в котором подводил итоги противостояния братьев и Софьи.

«Милостию Божиею, — писал Петр, — вручен нам, двум особам, скипетр правления, а о третьей особе, чтобы быть с нами в равенственном правлении, отнюдь не вспоминалось. А как сестра наша, царевна Софья Алексеевна, государством нашим учла владеть своею волею, и в том владении, что явилось особам нашим противное, и народу тягости и наше терпение, о том тебе, государь, известно… А теперь настоит время нашим обоим особам Богом врученное нам царство править самим, понеже пришли есмы в меру возраста своего, а третьему зазорному лицу, сестре нашей, с нашими двумя мужскими особами в титле и в расправе дел быти не позволяем; на том и твоя б, государя, моего брата, воля склонилася, потому что учала она в дела вступать и в титла писаться собою без нашего изволения, к тому же еще и царским венцом, для конечной нашей обиды, хотела венчаться. Срамно, государь, при нашем совершенном возрасте, тому зазорному лицу государством владети мимо нас».