Царские Троицкие походы имели сложный ритуал, красочные обычаи, они играли большую роль в жизни царского двора, потому что, несмотря на благочестивую цель, участники походов не забывали про политику.
На остановках в путевых дворцах и по пути устраивались различные развлечения, царя тешили скоморохи, борцы, силачи, охотники. Сохранилось любопытное прошение конюха Петрушки Федотьева, поданное им царю Михаилу Федоровичу в 1635 году:
«В нынешнем, государь, году сентября 29-го де идучи от Живоначальной Троицы из Сергиева монастыря, тешил я, холоп твой, тебя, государя, под селом Пушкиным, и медведь меня, холопа твоего, ломал и драл и изодрал на мне платьишко и меня едва не изувечил насмерть… Вели, государь, мне выдать по своей государевой милости на платьишко… Царь государь, смилуйся, пожалей».
Царь распорядился выдать Петрушке в возмещение его убытков «сукно доброе».
Вообще необходимо иметь в виду принципиальное отличие психологии путника старого времени и нынешнего: прежде путник в дороге жил полнокровной жизнью, поэтому-то так обильны рассказы о путевых случаях и встречах в старых мемуарах; сейчас же в дороге не живут, а пережидают, когда доедут до места, скорости перемещения увеличились в сотни раз, а время полноценной жизни сократилось.
Стрельцы Сухаревского полка принимали самое непосредственное и деятельное участие в царских походах, сопровождая царский поезд до монастыря и охраняя на остановках в пути.
Первая царская остановка-«слазка» была у Сретенских ворот. По преданию, здесь же, еще до появления Скородома, обычно перед входом в Москву останавливался на последний отдых и Сергий Радонежский.
Поскольку в конце XVII века опасность иноземного нападения на русскую столицу была вполне реальна, Земляной вал — главное крепостное укрепление Москвы — поддерживался в порядке, ремонтировался и усовершенствовался. В 1660–1670 годах деревянные башни на наиболее оживленных дорогах начали заменять на каменные, первыми были построены каменные Калужские и Серпуховские ворота. В конце 1680-х годов подошла очередь Сретенских ворот.
Строительство Сухаревой башни
О постройке Сухаревой башни документальные сведения чрезвычайно скудны. По сообщению первого историка Сухаревой башни И. М. Снегирева, в архиве, хранившемся в башне, имелись какие-то старые бумаги, относящиеся к ее созданию, но архив сгорел при пожаре 1812 года. К сожалению, неизвестно и содержание сгоревших документов, так как историки XVIII века ими не занимались: историей Сухаревой башни исследователи начали интересоваться лишь два десятилетия спустя после гибели архива.
Единственный документальный источник о постройке каменной Сухаревой башни — это две каменные доски, установленные по окончании ее строительства на внутренней, обращенной в город стороне, на которых высечен текст.
На первой написано: «Повелением благочестивейших, тишайших, самодержавнейших великих государей, царей и великих князей Иоанна Алексеевича, Петра Алексеевича всея великия и малыя и белыя России самодержцев, по Стрелецкому приказу при сиденье в том приказе Ивана Борисовича Троекурова».
На второй доске — продолжение надписи: «Построены во втором Стрелецком полку по Земляному городу Сретенские вороты, а над теми вороты палаты и шатер с часами, а подле ворот по обе стороны караульные малые палаты, да казенный анбар, а позадь ворот к новой Мещанской слободе, часовня с кельями к Николаевскому монастырю, что на Перерве, а начато то строение строить в лето 7200 (1692), а совершено 7203 (1695), а в то время будущего у того полку стольниками полковника Лаврентия Панкратьева сына Сухарева».
Сейчас доски с Сухаревой башни находятся в Государственном историческом музее.
Подобные памятные доски на крупных общественных зданиях, сообщающие о времени постройки этих зданий, имена правящих и начальствующих лиц, имеющих отношение к этим учреждениям, были в конце XVII века установлены и на других зданиях в Москве, например на Монетном дворе у Воскресенских ворот.
Надписи на этих досках уже по своему объему могут заключать в себе лишь самые краткие сведения, но зато эти сведения бывают конкретны и точны.
