С моей точки зрения, мой собственный опыт был
в некотором роде уникальным, так как я командир
подлодки, совершившей одно из первых длительных
подводных путешествий в истории человечества. Это
значительно осложнило мою жизнь, потому что оказалось
связанным с вопросами «большой политики».
Об этом говорится в последней главе книги.
Все вышесказанное и заставило меня рассказать.
мою историю. Я посвящаю свою книгу команде моего
корабля, стоявшей бок о бок со мной в этом памятном
походе в Аргентину, моей матери, которая
пробудила во мне интерес к морю, когда я был еще
ребенком, и моей жене, без устали помогавшей мне
в ее написании. Пусть эта книга станет данью памяти
тех, кто служил в немецком подводном флоте.
[- 12 -]
Послевоенная судьба забросила меня, жителя Берлина,
в Дюссельдорф на Рейне. С трудом можно было
узнать этот когда-то прелестный оживленный город.
Я отправился гулять по центру и всюду видел изможденных,
бедно одетых людей, руины на месте красивых
домов, и везде солдаты в форме оккупационных
войск. Задумчиво шел я по Кенигштрассе. Проходя
мимо газетного киоска, я услышал визгливый крик
газетчика: Гитлер жив!
Присмотревшись внимательнее к заголовку, внизу
я увидел набранные мелким шрифтом слова: «Бежал
в Аргентину на борту подлодки 977»
Я был одним из немногих купивших газету. Взяв
ее, я расположился в кафе и, сидя со стаканом водянистого
послевоенного пива, пытался оценить эту
последнюю «бомбу». Агентство из Буэнос-Айреса
сообщало о книге некоего Ладислава Жабо, опубликованной
в столице Аргентины. В книге говорилось,
что подлодка моего товарища U-530 и подлодка
U-977, моя собственная, - единственные оставшиеся
на свободе суда немецкого военно-морского
флота. Они появились у берегов Аргентины гораздо
позже, чем была подписана капитуляция, и составляли
часть «призрачного конвоя», который доставил
Гитлера и других «больших шишек> Третьего рейха
[- 13 -]
сначала в Аргентину, а затем в Антарктику. Газета
поместила даже маршрут, которым следовал «призрачный
конвой», И указывала точку, где подлодки
отделились от него. Кроме того, в газете утверждалось,
что оба упомянутых командира готовы поручиться
за правдивость этой истории.
Хотя некоторые аспекты рассказа были довольно
забавны, в целом он произвел на меня неприятное
впечатление из-за тех ассоциаций, которые у меня
возникли. Дело в том, что с 17 августа 1945 года надо
мной постоянно тяготело обвинение: «Вы, Шаффер,
тот человек, который привез Гитлера в Аргентину!»
После этого, имел ли я дело со специальной комиссией
союзников, приземлившейся в Буэнос-Айресе,
или с офицерами американской разведки, отправившими
меня в Вашингтон, чтобы подвергнуть допросу
экспертов Британского адмиралтейства, я вынужден
был сражаться изо всех сил, чтобы оправдать
себя.
Нелегко забыть то значение, которое придавали
нашему появлению в Аргентине. Его расценивали
как один из ключей к решению не одной важной политической
тайны. «Именно потому, что ВЫ помогли
бежать Гитлеру, Шаффер, - говорили мне, - вы
гораздо более интересны с нашей точки зрения, чем
даже Скорцени, освободивший Муссолини».
Пока я вспоминал, уже стемнело. Я вернулся в
мое унылое холостяцкое жилище и постарался заснуть.
Но газетное сообщение из Буэнос-Айреса
вызвало целый поток воспоминаний.
В ящике моего письменного стола лежат смятые
тетради, в которых полностью рассказана правдивая
история «чудесного» путешествия U-977. Это история
и моя, Хайнца Шаффера, человека, который
якобы провез Гитлера «зайцем». Эти тетради точно
[- 14 -]
протоколируют каждый этап моей карьеры на море.
Когда я переворачиваю страницы, они издают характepный
запах масла, смолы, морской воды, которым
пропитано все на борту подлодки. Мой собственный
почерк - достаточно достоверное отражение моего
состояния изо дня в день. Иногда он спокоен и ровен,
буквы выведены с каллиграфической четкостью,
как в свое время в школе. Иногда это просто
карандашные каракули, когда мы сталкиваемся с
противником. Наконец, последние 66 страниц написаны
так разборчиво; что могли бы быть написаны
школьником.